ДНЕВНИК КОНСТАНТИНА ГООСЕНА, который временно ведёт его отец, Дмитрий Гоосен
10 декабря 1964 года
Свершилось!!!
Я явился на белый свет, о чём и заявил во всеуслышание.
Когда я ещё был во чреве матери, я частенько подслушивал её разговоры с отцом.
— Вот увидишь, у нас дочь будет! – уверяла мать отца. – И фельдшер, и врач в один голос заверяют! Все признаки говорят в пользу дочери!
Я подсмеивался над матерью и горе-пророками из районной больницы. Погодите, думаю, я вам покажу дочь!
Откровенно говоря, мне не очень нравилось и поведение отца. Он приготовился, заранее смирился с рождением дочери. Иногда даже обидно становилось! Мальчишка как будто никому не нужен. Хоть реви! Но я не ревел. Зачем плакать, если никто тебя не слышит, никто не пожалеет.
Ещё я знал, что папа занимается стихоплётством, что он начал писать стихи с 13 лет. Плох тот сын, который не идет дальше своего отца. Я начал сочинять стихи с самого рождения. Моим первым произведением было:
— У-у, -а, -а!
Рифма не совсем точная, но вполне современная. Если бы в роддоме выходила стенная газета, — скажем, под названием «Вопли и сопли», — думаю, моё произведение увидело бы свет.
11 декабря
Нас трое в детской палате. Комнатой смеха её не назовешь. Это скорее комната плача. Да и как тут не плакать! Лежишь в сырости полчаса, час, и никто тебя не перепеленает. Акушерки и нянечки сплетничают, рассказывают друг другу последние известия и на нас ноль внимания.
Ну, а мы хоть молодые, да ранние. Пробуем воззвать к их совести. Тот из нас, кто первым проснулся, нажимает на голосовые связки и будит второго. Двое без труда прерывают сон третьего. (Получается что-то вроде цепной реакции). И вот уже три луженых глотки сотрясают воздух.
Вы думаете, няня спешит к нам, бежит спотыкаясь? Ничуть не бывало! Няня и акушерка по-прежнему работают языками. Ага! Я понял в чём дело: для них детский плач – обычный производственный шум, как для пилорамщика визг пилы, а для токаря скрежет металла.
— Пусть поплачет ребенок, — рассуждают больничные тетки, — лёгкие крепче будут!
Теперь-то я знаю, что не о наших легких они беспокоятся, а легкой жизни ищут.
13 декабря
Папа рассказал маме, как он съездил на совещание писателей. Там его спросили:
— Ты почему опоздал?
— Не хотел ехать с пустыми руками, — ответил папа.
— Ну, и как?
— Я создал в соавторстве с женой произведение, о котором говорят все знакомые, а скоро, может быть, весь мир заговорит, увесистое! 4 килограмма 100 граммов тянет.
Писатели, с которыми папа беседовал, не догадались, что речь идет обо мне. Не смешно ли, а? Есть ещё юмор на свете!
Корреспондент районной газеты «Ленинское дело» Дмитрий Гоосен.День молодёжи на территории современного стадиона «Юбилейный» 1966 год
18 декабря
Сегодня папа забрал нас с мамой из роддома и увез домой. Роддом – это не родительский дом. Он изрядно надоел – и мне, и маме. Ехали на мерине с кличкой Весёлый. Весёлое имя, хорошая примета!
Дома меня ждало странное сооружение, которое мама назвала люлькой. Мне сразу показалось в ней тесно. И кто только придумал эту маленькую деревянную тюрьму для невинных младенцев!
В квартире мне понравилось: тепло, светло. Мама всегда под боком. Жаль только, что наше трио распалось. Но ничего, подрастем – встретимся, снова споемся. Как вот только звали моих соседей по палате?..
21 декабря
Сосу грудь, дышу, расту.
Время от времени ставлю печать на пеленку – не глядя. Точь-в-точь, как это делает какой-нибудь большой начальник. Мама у меня как секретарша – только успевает подносить новые бумаги, то есть, я хотел сказать, пеленки.
Сегодня мама побежала в больницу за бюллетенем, со мной остался папа. Когда я почувствовал голод и заорал благим матом, папа пропел мне на мотив песни Риты из кинофильма «Бродяга»:
Уже обед, а мамы всё нет.
А у папы пока
нет ни капли молока.
Ничего, мне понравилось. И его шуточные стихи показались мне не лишенными юмора:
Так и жили Дима с Костей:
Мяса не было – глодали кости.
Молока не было – соску жевали.
Так они жили и поживали.
Между прочим, отец заверил меня, что соску достал по знакомству.
— Это не обычная соска, — втолковывал он мне. – Чего в ней только нет! Жиров нет, белков нет, углеводов нет. Я уж не говорю о разных там витаминах!
Я не верю папе: он, наверно, шутит. Я буду сосать пустышку до тех пор, пока не высосу из неё чего-нибудь вкусного. Я упрямый!
26 декабря
Сегодня я совершил первое в жизни путешествие по железной дороге. Мама с папой повезли меня в Алейск. Дул сильный ветер, и я глотнул-таки свежего воздуха. Сначала я думал, что ради этого меня и вынесли на буран, но потом понял, что это не так. Оказывается, папа с мамой хлопочут о том, чтобы у меня была фамилия.
Да, у меня до сих пор нет фамилии. Имя есть – Константин. В переводе на русский оно означает «постоянный». В выборе имени сказалось легкомыслие моих родителей. Им хотелось бы, чтобы я был постоянным в дружбе, в любви, в своих убеждениях. А что если бы я стал постоянно орать или, скажем, постоянно чихать? Но не буду их подводить, постараюсь оправдать их ожидания.
Что касается фамилии, то тут мои дорогие родители проявили ещё большее легкомыслие. Разве не могли они до моего появление на свет расписаться в загсе.
Отец, неся меня на вокзал, на все лады ругал семейное законодательство, честил засевших в судах бюрократов:
— Ради кого мы затеяли эту поездку? Ради Кости. И его же мы можем погубить. Кто придумал и создал гигантскую бюрократическую машину? Человек. А кого давит эта машина?
Человека.
В рассуждениях отца я находил логику, а вот в том, что он нес меня, держа мои ноги выше головы, я никакой логики не увидел.
В Алейске я познакомился с бабушкой Валей, тётей Ликой, двоюродной сестрой Наташкой.
Мама благополучно развелась со своим первым мужем. Что это значит, не знаю. Ещё больше запутал вопрос папа: он сказал, что приехал в Алейск «развести свою пилу». Странный народ эти взрослые!
30 декабря
Сегодня я первый раз улыбнулся. А что мне не улыбаться? Папа спел мне такие смешные песенки!
Ты, Костюшка, красив сам собою,
Тебе от роду двадцать дней.
И хотя ты парень малость бестолковый,
Тебя нет ближе и родней.
Это первая. А вот и вторая:
Я вам не скажу про всю Топчиху –
Вся Топчиха очень велика,
Но вот все знакомые, родные
Обожают Костюху-сопляка.
1 января 1965 года
Как быстро пролетел для меня год 1964-й! Может, 1965-й будет подлиннее? Если нет, я буду жаловаться.
У меня, оказывается, много родственников. Сегодня познакомился с дядей Витей, с дедушкой Петром и бабушкой Ритой. Все считали за честь со мной поноситься, повозиться.
10 января
Сегодня спел папе им же сочиненный куплет:
Широка кровать у мамы с папой,
Много там подушек и перин.
Спать я в люльке больше не желаю,
Ты меня отсюда забери!
Впрочем, я давно уже вытеснил папу и прочно занял его место на двуспальной кровати. Пусть знает, что хозяин дома отныне я, и никто другой.
20 января
К нам приходят знакомые тетки и бабки. Едва успев взглянуть на меня, одна восклицает: — Вылитый отец!
Другая, стрельнув на меня глазами, произносит:
— Вылитая мать!
В их голосе такая уверенность, что не подлежит сомнению: их приговор окончательный. Что касается меня, то я думаю, что я вылитый Костя. И сейчас, и в будущем хочу быть самим собой.
25 января
Расту, улыбаюсь. Выдаю папе с мамой по 10 улыбок в день, чтобы их не разбаловать.
Ещё дней 15 назад я «цвёл». Сейчас белый пушок с кожи сошел, я, так сказать, отцвел во цвете лет.
Головку держу прямо, но через две-три минуты, она валится набок, или клонится вперед, словно в ней свинец. Можно еще подумать, что я пьяный, но я ей-богу, ничего не пью, кроме молока. Не верите? Вот честное ясельное!
Больше всего люблю, когда мне развязывают руки и ноги. Тут я ловлю момент. Сильно работаю ногами, точь-в-точь как это делает велосипедист. Не за горами тот день, когда я оседлаю велосипед – надо уже сейчас тренироваться.
С каждым днем у меня всё больше запас слов. Вот краткий мой словарик (относится к разряду бестолковых словарей):
А-а агу ау га
Ага агы бу уа.
31 января
Запишу на память еще две песенки папы.
- На мотив песни пожарника.
Ты мой Костя – Константин,
Разъединственный мой сын,
Ты не плачь, а лучше смейся.
Смех – ведь это витамин!
Не надо морщится,
Не надо строжиться.
Скорей весёлую
Сострой мне рожицу!
Ну, что сказать тебе, мой друг,
Мы в этом сами виноваты.
Пеленки все грязны вокруг.
Одна чиста, но сыровата!
А вот как папа меня называет: «крошка моя хлебная», «косточка абрикосовая», «зеленый друг», «твоя моя», «самоед» (за то, что я начал толкать в рот кулачки), «перпендикулярчик» (за то, что мне стало нравится принимать прямостоячее положение).
1 февраля
Сегодня меня, и не только меня, ждало серьезное испытание. Я чуть не попал в руки бабы Яги, то есть, извините, няньки. Она должна была прийти в 9 часов утра.
Мать проснулась в пять часов, а поднялась в шесть, начала варить завтрак. Не выспалась, и настроение у неё было прескверное.
В начале восьмого я сыграл зорьку папе. Обычно в это время он спит крепко, как покаявшийся грешник. Сонный, хмурый, подошел он к люльке.
— Слушай, Тамара, — сказал папа маме, — а ведь он мог меня поднять и в шесть?! Ты, значит, будешь по утрам возиться на кухне, а мне Костю нянчить? Нет, придется нам пригласить двух нянек, пусть работают в две смены!
8 часов, половина девятого. Завтрак готов. На столе стоит картошка, селедка, которую любит моя будущая нянька. 8.45. Девять. Нянька не пришла.
— Слава богу, — сказал мой папа-атеист. – Как это здорово, что бабка не сдержала слово!
— Я просто счастлива, — поддакнула ему мама. – Не нужна мне никакая нянька, посижу лучше дома, работа моя никуда не уйдет!
А вчера они говорили совсем другое. Битый час сидела в моей комнате незнакомая бабка.
— Сколько месяцев вашей дочке? – интересовалась она.
— У меня не дочка, а мальчик, — деликатно уточнила мама. Ему без десяти дней два месяца.
— Ох, маленький еще. Заболеет, а потом будете бабку виноватить.
— Что вы, что вы! – всплеснула руками мама. – Из-за этого не беспокойтесь! Что у меня может ребеночек заболеть, что у вас – я думаю вы не хуже умеете водиться с детьми, чем я.
Бабка одно за другим выставляла свои условия. 15 рублей в месяц, завтракать и обедать буду у вас. В субботу будете отпускать меня в 3 часа – сами понимаете, короткий день. Мяса нет? Ну, ладно, бог, с ним. У кого оно сейчас есть? Хе-хе… Люблю, грешным делом, селедку.
— Так говорите, вашей девочке месяц?
— Моему сыну месяц и двадцать дней, — терпеливо поясняла мама. Она нянчила меня голенького на коленях, я лежал перед самым носом бабки. – Так можно вас завтра ждать к девяти?
— Ладно, ждите.
В девять часов вечера мама была рада, что завтра пожалует нянька и она сможет пойти на работу. В девять утра мама ликовала, что нянька не пришла. И папа, и я разделили её радость.
10 февраля
Я подарил папе первую осознанную улыбку. Он скорчил рожу, и я не удержался, разулыбался. Папа улыбнулся – я снова разулыбил рот. Раньше моя улыбка была, если можно так выразиться, неуправляемой: я улыбался без всякого повода, когда мне вздумается. Теперь я смеюсь, видя, что у папы или мамы веселое смешное лицо.
14 февраля
Теперь я часто смеюсь. Да, да, не просто улыбаюсь, а смеюсь.
Папе с мамой это страсть как нравится. Плакать я совсем не плачу. Правда, иногда ругаюсь, сильно при этом нажимаю на «г»: гы-ы, агу, га-а и снова гы-ы. Так я ругался, когда папа долго не подходил ко мне. Он в это время вносил запись в мой дневник, писал о моих улыбках, о моем смехе. А мне было совсем не до смеха.
2 марта
Я совершил второе свое путешествие по железной дороге, теперь уже в другую сторону – в Барнаул. Папа с мамой всё еще хлопочут о том, чтобы у меня была своя фамилия.
Детский вагон весь увешан картинками – иллюстрациями к сказке «Три поросенка». Что железнодорожники хотели этим сказать? Что мы, юные пассажиры, поросята?
Наш вагон с одной стороны закрыт. Его и использовали ревизоры как загон для «зайцев». Один железнодорожник гнал их по всему составу, и тут, перед закрытой дверью, они попадали в лапы ревизора. У меня душа в пятки уходила: ведь я тоже ехал без билета.
Два часа провел на барнаульском вокзале. Заснул всего минут на 20-30. То милиционеры передвигали внизу, на первом этаже скамейки и производили невообразимый грохот и скрежет, то дикторша нарушила тишину своим молодецким голосом. Если это комната матери и ребенка, то что такое дом сумасшедших?
До здания краевого суда доехали на такси. Меня с мамой и папой, в порядке исключения, из уважения ко мне, судья-женщина досрочно впустила в малый зал. Слушать гражданские дела должны были начать в 10 часов утра, а начали только в 11: то не было одного из двух народных заседателей, то некому было вести протокол. До 11.30 я лежал спокойно на скамье (не скамье подсудимых, кончено, а на скамье для ротозеев). А тут не вытерпел, дал несколько выстрелов по судьям, а потом испустил воинствующий клич. Папа несколько раз предупреждал меня:
— Тише, Костя, а то живенько схлопочешь 15 суток.
Но я не знал, что такое 15 суток, и продолжал шуметь. Тут папа схватил меня в охапку и вынес в коридор вместе с ночным золотом, которое я добыл в малом зале. Как мама и её бывший муж стояли по стойке «смирно» перед судьями, я не видел.
В такси мама рассказала папе, что ей присудили 15 рублей, а её бывшему мужу 35, что последний был очень разочарован таким исходом дела: он думал, что за развод платит тот, кто возбуждает дело. Как говориться, век живи – век учись.
В детском вагоне было столько стариков, что его скорее можно было назвать дедским. Только в 8.30 вечера я добрался до маминой и моей кровати. Больше 16 часов промаялся. Папа с мамой поставили мне за поведение пятерку. Но для меня это слабое утешение: фамилии у меня покамест нет.
6 марта
Стал понимать, что такое «коза». Скоро, видимо, мне объяснят, что такое «козел».
Начал подавать ручки, когда меня хотят взять на поруки, то есть, простите, на руки. Я не случайно оговорился: еще есть у меня такие товарищи, которые оказавшись нечистыми на руку, тянут руки, чтобы их взяли на поруки.
7 марта
Дядя Юра, улыбающийся, веселый, стриженый ежиком, назвавший себя фотокорреспондентом газеты «Ленинская правда», увековечил мою физиомордочку.
12 марта
Хорошо прокатиться в коляске до Аляски!
Ну, до Аляски мама меня не довезла, а в детской консультации я побывал.
Медики сказали, что я совершенно здоров. Ну, это для меня было не ново. Зато я узнал, что мой вес 7 кг 600 г. Папа на досуге подсчитал, то если я буду расти такими темпами, мой вес к 20 годам будет составлять ни много ни мало 280 кг!
14 марта
Папа с мамой отдали свои голоса за депутатов в кандидаты или кандидатов в депутаты – точно не знаю. Я воздержался. Голос может мне ещё пригодиться.
16 марта
Фу! Наконец-то у меня есть фамилия – Гоосен. Не так-то легко, оказывается, в наш век получить бумагу, доказывающую, что ты – сын собственных родителей.
Папа до сих пор платил налог с холостяков, потому что у него не было документа, свидетельствующего о том, что я – его сын. Папина бухгалтерша не раз меня видела, даже на руках держала, но это не мешало ей аккуратно взыскивать с отца налог: мол, выше закона не прыгнешь!
Да странные у этих взрослых порядки: бумаге верят больше, чем человеку…
18 марта
Космонавт № 11 Алексей Леонов пешком прошелся по Вселенной, по космосу. Его подвиг вдохновил меня. Ещё в этом году я совершу самостоятельный выход… нет пока не из космического корабля, а из люльки. Все космонавты с этого начинали.
28 марта
Я в Алейске. Познакомился с дедушкой – Михаилом Ивановичем Сусловым. У нас с ним много общего. У меня ещё нет волос, у него уже нет. У меня еще нет зубов, у него уже нет. Я маленький, — он маленький. Я неразговорчив – он молчалив. Я сосу соску – он сосет папироску.
2 апреля
Папа то и дело говорит:
-Костюха ты, Костюха! Так бы и съел тебя сию же секунду, но нельзя: завтра некого будет есть!
Да, хорошо было бы, если бы все люди готовы были съесть друг друга из любви. Но, как я посмотрю, многие готовы съесть друг друга из зависти или из ненависти. Так что нельзя сказать, что времена людоедства канули в прошлое…
Еще папа напевает мне такой куплет:
Эх ты, парень-паренек,
Костя мой, Костюха.
Пара рук и пара ног,
Голова – два уха!
10 апреля
Люблю смотреть из окна – оно служит мне экраном телевизора, на котором я вижу жителей Топчихи, спешащих по своим делам. Мимо нашего дома проходят вразвалку пионеры, скучные как пенсионеры, бодрой рысцой пробегают пенсионеры, подвижны, вездесущие как пионеры. Без конца, как маятник, снует взад-вперед дедушка Душкевич: то он несет воду, то молоко, то калачи, то баранки. Пока он занимается легкой атлетикой, его великовозрастные дочки отлеживают бока. Много лет воспитывает их дедушка личным примером, но урок, видимо, не впрок…
20 апреля
Чем я занимаюсь, когда не сплю? Смеюсь, прыгаю, обозреваю со второго этажа окрестности, «зачитываю» газеты, тереблю папу за волосы.
Родителям таскать детей за волосы в наше время запрещено, ну, а сыновьям теребить за чубы своих отцов не возбраняется, чем я и пользуюсь.
У меня прорезался первый зуб. Ура! Теперь никто не скажет, что я занимаюсь беззубым зубоскальством.
Мы живем в век самообслуживания, вот и я стал сам себя убаюкивать. Папе и маме это нравится.
Начал питаться печеньем и манной кашей. Есть надежда, что скоро я сниму с себя кличку «молокосос».
Папа мне напевает:
Главное, Костюха, — сердцем не стареть,
Песню, что запели мы, до конца допеть,
Молочко у мамы до конца допить,
Кошку у соседки до конца добить!
1 мая
Мама мне говорит:
-Какой ты, Костюша, хороший, особенно, когда ты на руках у папы!
Папа вносит поправку:
-Нет, Костенька, ты все же лучше, когда на руках у мамы!
Папа и мама так и рвутся понянчится со мной, создают очередь. При этом проявляют трогательную вежливость: оба готовы уступить друг другу очередь.
10 мая
Пап надавал мне немало новых прозвищ. Вот они:
бутузистый парень (за мою солидность);
прудонист – мокроступ (за мою привычку орошать окрестности);
зубастик (через несколько дней у меня будет четыре зубика);
кашеглот ( я начал есть кашу);
печенег (люблю печенье);
архиплут, мурзилка, замарашка, говорунчик.
Да, папина фантазия так же неистощима как моя энергия.
20 мая
Мой девиз сейчас – «Хочу всё знать!». Папа носит меня на руках по комнате, я, как полководец, простираю вперед правую руку. Своей правой снимаю с папы шляпу (мама утверждает, что под соломенной шляпой находится еще одна шляпа), срываю крышки с кастрюль и чайников, тереблю ковры, истязаю настольную лампу, изучаю радио, будильник, зеркала, выключатели и множество других вещей.
30 мая
Папа не зря называет меня говорунчиком. Мой словарь пополняется с каждым днем. такие слова, как «агу», «уа», выпали из моего лексикона. Зато последний украсился такими перлами, как «да-да-да», «ата» (пап говорит, что в переводе с казахского это значит «отец»). Когда мне приходится особенно туго, выдавливаю из себя «мама» (мать не преминула принять эти звуки на свой счет).
10 июня
Какая радость: папа в отпуске! Часами ходит по улицам и переулкам. Отец показывает мне ту-ту (автомобили и поезда), и-го-го (лошадок), петухов, курочек и цыпляток, красочные плакаты около райкома партии (видно, для меня постарался художник), клены, тополя, мальчишек и пр. и пр. тут не заскучаешь.
20 июня
Освоил игру: «Ладушки, ладушки, где были? У бабушки». Кстати сказать, последнее время я побывал у обеих бабушек. На вокзале в Тальменке меня чуть не оставили заикой электровозы – до чего горласты! У тальменской бабушки много, очень много кроликов. Подержал одного за уши – до чего теплые и мягкие уши! И длинные. Подержал во рту кроличью ляжку – никакого впечатления (это было уже позже за столом).
1 июля
У папы только пара брюк и одни совсем пришли в ветхость, остались по существу только голубые, «гусарские», и отец их бережет, боится, как бы я их не оросил. В одних и тех же брюках папа ходит на работу, в кино, нянчит меня, валяется со мной на полу, на одеяле – вот как он их «бережет»!
Однажды, когда я сидел у папы на коленях, он позвал кошку: — Кис-кис! Я его не понял, принял эти междометия за «пис-пис» и открыл краник… По папиным голубым брюкам потекли ручьи. Мама от души посмеялась. Папе было не до смеха…
10 июля
От соски я давно отвык. Ничего в ней нет питательного, один обман. Ем печенье, сушки, малосоленые огурцы, свои ботиночки, шахматные фигуры, кашу рисовую и манную, мячи, помидоры, конфеты, ремни, прищепки.
Пью преимущественно молоко отечественного, а точнее материнского производства.
Выпив, мне хочется закусить. Так как мамина грудь ближе всего, закусываю ею. Но тут мама дает мне таких шлепков, что я сразу забываю о закуске. Папа по этому поводу замечает:
— Так нас с детства приучают пить не закусывая!
20 июля
Сидеть я могу, но не хочу, а ходить хочу, но не могу. Вот ведь какое глупое положение!
Почему выпускают самоучители игры на баяне, гармошке, гитаре, самоучители английского и других языков, но не издают самоучителя ходьбы? Нам ползающим и ёрзающим. Он нужен позарез!
Постелит мать на полу ватное одеяло – вот и сиди на нем, хлопай ушами. А что ж, и будешь сидеть, никуда не денешься. Когда уж сильно надоест, начинаю махать руками, словно собираюсь взлететь. Папа цитирует Горького: «Рожденный ползать лететь не может» и берет меня на руки. Иногда с одеяла – острова снимает меня мама.
Когда мне хочется «сходить до ветру», я начинаю трястись как в лихорадке. Папа спрашивает: — Ты что, Костюша, из секты трясунов?
Однажды мама ушла, папа остался со мной. Я принялся крутиться на одеяле, вращаться вокруг своей оси. Папа был в восторге и считал витки:
— Третий… пятый… шестой…
На седьмом витке я, говоря папиным языком, «жидко обмарался» и тут же дал отцу понять, что хочу встать. Но не тут то было. Папа оказал мне первую помощь, но на руки не взял.
Мамы не было около часа. Папа выходил из себя. Из его реплик я понял, что он собирается, как следует отчитать маму. Но получилось наоборот. Как только мама переступила порог и поняла в чем дело, она показала папе «кузькину мать». Отец перешел в глухую оборону. Он оправдывался тем, что не умеет оказывать мне квалифицированную помощь при таком ЧП, что это мамина амплуа и т.д. мама отвергла все эти доводы. Короче. Наделал я тарарама.
1 августа
Сегодня в 6-м часу утра я совершил полет на другую планету. Приземлился я неудачно, посадка была жесткая. Так трахнулся головой о незнакомую планету, что громко заплакал. Откуда ни возьмись, подбежал высокий туземец с помятым лицом, с сонными глазами. С громким криком он сгреб меня в охапку, потащил, положил на что-то мягкое. Прибежала такая же высокая туземка, полуодетая, полупричесанная. Вдвоем они запричитали надо мной, стали осматривать мою головку.
Понемногу я пришел в себя. И тут узнал в туземцах своих родителей. Постепенно выяснилось все обстоятельства моего полета. Оказывается, мама ушла на кухню варить варенье и через несколько минут я свалился с кровати. Отделался легким испугом. По крайней мере, папа испугался куда сильнее меня…
10 августа
Познаю мир.
Изучаю животный мир Топчихи. Больше всего меня интересуют лошади, потом идут собаки, гуси, петухи, телята, хрюшки, куры. На последнем месте стоит человек (не считая детей). Голосом и мимикой я умею выразить самые различные эмоции – довольство, радость, восторг, грусть, недоумение, удивление, протест, гнев.
20 августа
Мама сказала, что мы с ней поедем в Алейск к бабушке на два-три дня. Прошло некоторое время, папа обнимает меня и говорит:
— Дорогой Костюха, значит, уезжаешь от папы на три-четыре дня?
Не знаю, как мама (папа говорил так, чтобы она слышала), а я понял, на что отец намекает: он хочет отдохнуть от нас лишний день!
1 сентября
Хотел пойти в школу, но меня не пустили. Поплакал. Потом успокоился: ученье, конечно, свет, но мне и в темноте не страшно, я храбрый.
5 сентября
Папа забрался на лестницу и замазывал снаружи окна. Я смотрел на него из комнаты и подбадривал его улыбкой: это думаю, нелишне, а то папа может оказаться не на высоте.
13 сентября
Несчастливое число: родители приняли няньку, некую Эмилию Яковлевну, она будет жить у нас. Это немка. По-русски бабка разговаривает так:
— Я вчера вечером кашу кушать будет.
— Костя до обеда три раза писать буль.
15 сентября
Каждое утро и каждый полдень, когда папа с мамой уходят на работу, я откровенно реву. Чувствую к бабке какое-то недоверие. Не любит она меня. Делает все что угодно, только не играет со мной. А если и играет, то как-то странно: трясет перед моим носом игрушками, произносит что-то нечленораздельное. Но парень я покладистый, остаюсь с бабкой, скандала не поднимаю.
Нянька ложится вместе со мной, в 10 часов вечера, а встает в 9. Мне смешно: родители приняли её с той мыслью, что она будет водиться со мной и утром, и вечером немного. А она им кукиш показала!
17 сентября
От бабки научился немецкому языку. Лопочу на двух языках, но почему-то никто меня не понимает. В отместку я тоже делаю вид, что не понимаю маму и папу.
19 сентября
Одолел первую высоту – пороги. На четвереньках, поднимая пятую точку, курсирую между кухней и спальней, развивая немалую скорость. Когда мама лежит на полу, на моем одеяле, подруливаю к ней, словно к заправочной станции. На скорую руку заправляюсь молоком и жму дальше. Словом. Я чувствую себя, как автомобиль, с которого только что сняли ограничитель. Хочется жать на всю железку!
24 сентября
— Ура! – воскликнул я, а вслед за мной и мои предки. Причиной нашего восторга было увольнение бабки. Ушла она по собственному желанию. Папа по её требованию тут же и произвел расчет – выложил ей 9 рублей. Формальной причиной ухода было то, что тетка Миля сварила вчера что-то среднее между борщом и кашей. Мама втихомолку унесла это варево соседскому поросенку. Бабка, видать, была задета за живое, дулась весь вечер и всё утро, ворчала больше обычного. Мама терпела, терпела, а потом вдруг взорвалась как пороховая бочка. Только этого и надо было моей няньке: появился предлог уйти от нас.
Так-то лучше. Все равно мне кажется, не спелись бы с бабкой! Она не то что петь, говорить не может по-человечески.
4 октября
Что я умею делать?
Говорю, как уже упоминал, на нескольких языках.
Тькатька, дудл, так-так, та-та, ду-ду, долдь-для, лю-людль – вот новые перлы,
украшающие мой лексикон.
Говорил «папа», но в последнее время, к великому огорчению отца, это слово перестало у меня получаться.
Пока еще не хожу, ползаю, но в ползании я могу посостязаться с кем угодно. Если разобраться, не один рекорд установил. Ползаю на свидание к девушкам, живущим в нашей секции. К ним многие парни ходят, чем я хуже? Подползу к двери и стучу, а если она не заперта, врываюсь без стука.
Разучил «ладушки», «сороку-сороку» и другие несерьезные игры для дошкольников.
Парень я от природы щедрый, и мне нетрудно было научиться давать родителям то, что они просят. Слово «дай» мне нравится, но не буду кривить душой, слово «НА» намного лучше. «На, Костюша, пряник» мне приятней слышать, чем «Дай папе пряничек».
Научился открывать все двери и дверцы, совать нос туда, куда меня не просят ( как заметил муж английской королевы, этим умением человек главным образом и отличается от всех других животных).
Словом легче назвать то, что я не умею, чем-то, что я умею делать.
14 октября
Ну, что я говорил?
За каких-то несколько дней научился подниматься на ноги. Для этого мне нужна самая незначительная опора – койка, папина штанина, гармошка, дверь. Могу стоять на ногах и пять, и десять минут. Сажусь чаще всего осторожно, но иногда так грохаюсь об пол пятой точкой, что, как говорит папа, мог бы сваи забивать.
Умею визжать так, что мертвых мог бы поднять из могил. Устраиваю состязания в визге со своим братом Вовкой. Первый приз, как правило, достается мне.
Научился целоваться. Нет, не подумайте ничего такого. С мамой целуюсь. И обниматься умею. С папой.
Папа участвует в шахматной викторине газеты «Известия», почти каждый вечер корпит над клетчатой доской. Я тоже умею решать задачи и этюды, подсказываю отцу ходы, но он, жаль, меня не понимает и ломает себе голову там, где думать совершенно не над чем.
…Вечер. Вся семья читает, все уткнулись в книги. Я, разумеется, тоже. Сижу на полу, листаю «родную речь» для третьего класса, внимательно рассматриваю картинки, смеюсь над ними или вздыхаю. Листаю книгу аккуратно, чтобы не загнуть уголки. Папа подумывает над тем, не купить ли мне книжек. А я подумываю, не записаться ли мне в детскую библиотеку.
Свой культурный уровень повышаю и другим путем – хожу к соседям, смотрю кинофильмы по телевизору. Мама утверждает, что показывают только старые фильмы. Я с ней не могу согласиться: мне кажется, все картины – новые.
24 октября
Мои новые прозвища: «американец» (как-то я жевал школьную резинку), «кокетка» (я научился строить глазки, подмигивать и т.д.), «читака» ( я зачитал о дыр «Родную речь», а теперь читаю «Топтыгина и Лису» Корнея Чуковского и «Веселый зверинец» алтайского рифмоплета Валентина Криволапова; читаю очень внимательно, всматриваюсь в каждую картину, шевеля губами, повторяю новые, непонятные слова; я уже достаточно взрослый, так что понимаю: книжки рвать нельзя), «куряка» (несколько раз сосал папин мундштук).
4 ноября
Не успел папа всем похвалиться, что я не рву книжки, как я изорвал в клочья «Топтыгина и Лису», «Родную речь» и другую литературу, что была в моей личной библиотеке. Но и после этого папа не перестал хвастать:
— Мой Костя читает с большим рвением.
И это чистая правда.
14 ноября
Скорей бы настал мой день рождения! У меня отрасли уже длинные волосы, и папа не раз уже говорил, что меня пора «стаскать к Яше-парикмахеру», но мама решительно возражает:
— Никто детей до года не стрижет.
Почему не стрижет, непонятно, мама этого объяснить не может.
— Такова женская логика, — заключает папа.
24 ноября
Как-то, еще полмесяца назад, я взял карманный фонарик и принялся прилаживать к нему колпачок. В тот же день попытался закрыть банку, в которой мама держит сметану. Я не придал этим своим действиям никакого значения, но папа страшно обрадовался и развил такую мысль:
— Это просто замечательно!
До сих пор Костя стремился все, что ему попадалось в руки, разрушить, разъять, то есть занимался анализом вещей. Сегодня он впервые попытался что-то соединить, то есть обратиться к синтезу. Так он лучшим образом доказал, что принадлежит к мыслящим существам.
Интересно, что запел бы отец, если бы я подверг «анализу» его книжный шкаф со стеклянными дверцами, а потом занялся его «синтезом»? До сих пор я только слегка поколачиваю шкаф, бью несильно по стеклу, испытывая его прочность. Разбить его я всегда успеваю.
30 ноября
Увидев на улице во время прогулки, или из окна лошадь, я восклицаю:
— И-и-и!
Это начало слова «иго-го», в переводе на русский означающего «конь». При виде собаки кричу: — Гав, гав! А вот «папа» я разучился говорить хоть умри.
Сегодня секунд 10-15 простоял на ногах. Сделала несколько шагов без чьей-либо поддержки. Очень доволен своими успехами. Все же считаю, что передвигаться на четвереньках гораздо удобней. Становясь на ноги, я просто отдаю дань моде.
10 декабря
Ура! Наконец-то настал мой день рождения (или день моего рождения – как это говорится?). Папа утверждает, что мне стукнул по головке годик. Я готов ему верить, хотя никакого стука не слышал.
Сегодня все со мной особенно ласковы и предупредительны.
Папа и мама накупили мне массу игрушек, распили вечером бутылку вина, а мне почему то не дали. И все же ночью я почувствовал опьянение, мне чудилось, словно кто-то раскачивает весь дом. Спал неважно. Утром папа объяснил мне, что мамино молоко, которое я так беззаботно пил, было хмельным. В нем присутствовало 4-5 градусов крепости, то есть для меня вполне достаточно.
Итак, что собой представляю я, годовалый и «пудовалый» (как выражается наш председатель райпотребсоюза) ребенок?
Если папе не изменяет чувство …меры, вес мой действительно составляет пуд. Если не обманывает зеркало, я почти блондин и личико мое располагает к доверию и вообще симпатично. Если мама умеет считать до десяти, у меня сейчас девять зубиков. Волосы мои красиво вьются и составляют предмет маминой зависти. А папа давно бы добрался с ножницами до моих кудряшек на затылке, но трусит.
Это внешность. А каков мой характер? Думаю, он всем нравится. Общительность, покладистость, незлопамятность, живость, доверительность – эти мои черты по душе и маме, и папе. Я умею от души, до икоты, хохотать. Бывают у меня вспышки гнева, но они быстро проходят. Я очень любознателен, и когда мама ставит преграды моему знакомству с миром вещей, тут-то я и вспыхиваю. Но, повторяю, не надолго. Словом, капризным меня назвать нельзя, вредным – тоже, а глупым – тем более, хотя родители иногда в сердцах и награждают меня нелестными эпитетами (я тоже, между прочим, не остаюсь в долгу).
Но хватит заниматься самокопанием. Оставлю лучше папе это малопочтенное интеллигентское занятие.
День рождения – это в общем-то интересно, когда в первый раз!
20 декабря
Папа наградил меня новым прозвищем – «рогонесец». Я, в самом деле, набил себе рог, перебираясь через порог (складно, да не ладно). Искусство ходить, как и всякое искусство, требует жертв. На щеке у меня царапина, над правым глазом – синяк, который почему-то имеет желтый цвет, на затылке заживает рубец. Ой, боюсь, что пока бабушка с дедушкой приедут, на мне живого места не останется. Но я упрямо продолжаю учиться ходить, повторяя про себя слова из песни Александры Пахмутовой:
Пока я ходить умею,
я буду идти вперед!
…Вчера вечером мама села на пол, а я прикорнул к ее груди, уписывая свою порцию спецмолока. Это не помешало мне наигрывать на двухрядной маленькой гармошке, которую мне подарила ко день рождения алейская бабушка. Так я совмещал полезное с приятным, и папа от души смеялся.
Вова занес койку-раскладушку, и я, не раздумывая, бросил и титьку, и гармошку – люблю самостоятельно, своими силами, забираться на раскладушку, это у меня ловко получается.
Так мы возимся до 11 часов, а в одиннадцать ложимся на боковую.
21 декабря
Сегодня в четвертом часу я попросил маму, чтобы она подняла меня на подоконник. Я знал, что в Топчиху приехал космонавт Герман Степанович Титов и боялся пропустить момент, когда он будет проходить мимо нашего дома: встреча должна состояться в кинотеатре «Восток». И чтобы вы думали? Только встал я на подоконник, как сразу увидел Титова. Маленький, коренастый, одетый слишком легко для 35-градусного мороза, он шел в сопровождении местных деятелей. Если бы космонавт имел привычку задирать голову, я бы лучше его разглядел. Но это неплохо, кажется, что он не дерет голову кверху.
Потом я слышал голос космонавта по радио: его выступления перед избирателями транслировали из «Востока» (не из корабля, разумеется, а из кинотеатра).
Папа сказал, что в корабле «Восток-2» Герман Степанович, видимо, чувствовал себя более уютно, чем в нашем кинотеатре «Восток»: холод в зале был собачий, почти такой же, как на улице. Потом, правда, люди надышали тепло, «паровое» отопление выручило.
Еще папа заметил, что на этот раз Титов не сказал ничего нового ни как депутат, ни как космонавт. Отсюда я сделал вывод, что он приехал второй раз в Топчиху только для того, чтобы я его мог увидеть.
1 января 1966 г.
Не выспался. Вчера, а точнее сегодня не спал до часу ночи. Хотел все-таки дождаться нового года, посмотреть на него. Теперь я знаю, что Новый год – этот много дядек и теток, много-много бутылок и закусок на столе, в том числе одна бутылка шампанского. Изредка меня сажали на колени, но большую часть времени я провел под столом. А много ли отсюда увидишь? Напрасно я ждал, что мне преподнесут сто или хотя бы десять грамм вина. Не дали ни капли. Пожалели. Видя, что мне ничего не перепадает, я наскоро пососал мамину грудь (в молоке было совсем мало алкоголя) и пошел спать.
Папа за завтраком и обедом настойчиво подбивал дедушку и дядю Витю на выпивку. Те пили с оглядкой на бабушку, которая является убежденной противницей крепких напитков. Так, за столом с переменным успехом шла борьба между алкоголизмом и трезвостью. Я держал нейтралитет. Свою позицию определю через несколько годиков.
6 января
Зимние каникулы не прошли для меня даром. Гостя у бабушки в Алейске, я научился ходить. Я, правда, и до этого то падал понемногу, но сегодня я почувствовал какую-то особую уверенность и шагал твердо, двигался не зигзагами, а по прямой. Раз сто измерил шагами большую комнату – взад-вперед, взад-вперед. Все не мог поверить, что я окончательно и бесповоротно научился ходить.
Эту заслугу хотела приписать себе пришедшая в гости бабка (мать мужа сестры моей мамы – не выговоришь!). Она разрезала воображаемым ножом воображаемые путы, якобы не дающие мне ходить. Я чуть было не сказал ей, что ее сознание связывают путы суеверий и предрассудков и пусть она их прежде всего разрежет, но не сказал, сдержался. Еще обидится.
15 января
Уже научился перешагивать через пороги. Они-то, верно, невысокие, но в первые дни я спотыкался, забывал о них.
Сейчас в нашей квартире нет недоступных для меня уголков. Если хочется, иду на кухню, если есть желание, захожу на огонек к девушкам.
На месте почти не сижу. Папа подсчитал, что за день я прохожу в общей сложности 5-7 километров. И я нисколько не устаю. Спать меня укладывают чуть ли не силой.
20 января
Как только я пробрел устойчивое вертикальное положение, крепко стал на ноги, я сразу почувствовал, что умнею с каждым днем. Мой папа, материалист, сразу провел естественноисторическую параллель: наши далекие предки обязаны тем, что стали людьми, именно прямостоячему положению.
Я стал любить умные игры. Играю с папой в прятки, расставляю на шахматной доске фигуры, «убиваю» из пистолетика все того же папу и Вову, переношу игрушки из одной комнаты в другую.
Страшно люблю смотреть дядей. Папа уже и не знает, какие книжки мне преподнести. На днях подарил мне толстую книгу «Лицом к лицу с Америкой». Посмотрел я ее, и она показалась мне не интересной. Картинок много, но на них изображен один ти тот же дядька — коротенький, толстый, лысый. Видимо, отец, даря мне этот том, руководствовался принципом: «На, боже, что нам негоже».
30 января
Ох, и нехорошие есть у взрослых слово — «нельзя». Резкое, отрывистое, как выстрел, сколькое, как змея. Бр-р-р, противное слово: и что мне только делать, чтобы пореже его слышать?
Колочу ботинком по стеклу папиного шкафа — вдруг папа прерывает это моё увлекательное занятие словом «нельзя».
Бросаю в ведро с чистой водой картофельные очистки, но внезапно мама ошарашивает меня этим самым «нельзя», и у меня сразу руки опускаются. Вытряхиваю из Вовиной сумкивсё1 содержимое — и от брата слышу всё то же противное слово.
Скорей бы мне научиться говорить на языке взрослых! Я бы им сказал: «Нельзя так часто пугать маленьких гадким словом «нельзя». Нельзя, нельзя!
7 февраля
Вечером произошла такая сценка. Никто не хотел со мной водиться, и я разревелся. Папа взял меня на руки и при этом проявил неосторожность: мой широко раскрытый ротик оказался как раз у его уха. Отец отпрянул оглушенный, слегка контуженный, не на шутку перепугался. Стал ковыряться в ухе. -Ох, не иначе порвалась барабанная перепонка! Послушай, обратился он к маме, — можно вот так лишиться слуха?
— А почему бы нет? — «утешила» его мама.
Долго еще отец держал голову набок, прочищал мизинцем среднее ухо. К счастью, он не оглох, и наша с ним отношения не испортились.
10 февраля
Научился склонять слова. Умею произносить не только «мама», но и «мами». Отец напрасно пытался определить падеж: я и сам, откровенно говоря, не знаю.
15 февраля
Знаю уже одного русского писателя-классика; то и дело произношу: — Гоголь, Гоголь, Гоголь!
24 февраля
Папа вернулся с краевых шахматных соревнований. Он потерпел неудачу, и это не удивительно: у меня ни разу не выигрывал, а еще берется играть с перворазрядниками! Двоим перворазрядникам папа, правда, испортил настроение, но это дорого ему обошлось…
28 февраля
Целыми вечерами отец мой лежит на постели: то ли обдумывает шахматный ход, то ли переваривает лекарства, которые ему прописал невропатолог для «стимуляции нервной системы». Иной раз, когда папа засыпает, угощаю его затрещиной или оплеухой: не будет ложиться спать раньше меня.
8 марта
Преподнес маме подарок к празднику: бросил «курить», то есть сосать грудь. Днем чувствовал себя хорошо. Ночью спал беспокойно.
12 марта
Окончательно бросил «курение». Этот решительный шаг дал прикурить и мне, и маме: мне пришлось солоно, но и ей было не сладко. Мы тянулись друг к другу, но какая-то сила не давала моим губам соединиться с маминой грудью. А потом мама уехала домой (все это происходило в Алейске), а я остался с бабушкой.
Суп и каша, коровье молоко, которые я до этого отвергал, стали мне нравиться. Вот только по ночам просыпаюсь, испытываю огромную жажду. Пью запоем… кипяченую воду.
Сегодня приехал домой. Папа нашел, что я похудел, потерял в весе и одновременно вырос, возмужал.
22 марта
Объявил папе выговор за то, что он нерегулярно ведет мой дневник. Он сослался на недомогание, но я не могу принять это во внимание, ведь бюллетеня у отца нет!
25 марта
Стало тепло. Хожу на прогулки. Так и рвусь в лужи, но папа почему-то не пускает. Хлещу по воде прутом. Пускаем кораблики.
1 апреля
Мама сшила спецодежду — нечто вроде комбинезона — из байки, чтобы я по ночам не спал раздетым. Надела на меня эту хламиду, чтобы примерить, я обрадовался: думал, что сейчас пойдем на прогулку. Но мать сняла с меня комбинезон, и я заплакал. Ей показалось, что мне жалко расставаться с обновой. Но это было не так — вечером я наотрез отказался надевать на себя эту одежду.
10 апреля
Взял маму за палец. Она пошла за мной. Я подвел её к койке, как бывало, она легла дала мне грудь. Но я, конечно, от неё отказался. Просто меня тревожат воспоминания…
Ем-то я сейчас совсем другое: супы и борщи, каши, блины. Молоко недолюбливаю, зато с удовольствием пью какао. Картошку люблю. Конфеты пожираю в неограниченном количестве.
Мама купила 50 яиц, хотела попотчевать меня ими, но я их не ем ни в вареном, ни в жареном, ни в сыром виде. Зато ем скорлупу. До чего вкусно! Так у нас и повелось: маме, папе и Вове достается белок и желток, а мне — скорлупа. Кому что нравится!
15 апреля
Ходим к соседям. Трехлетнего Игорька (Илю) потихоньку поколачиваю, и если он меня задерет, тот тут нечего и говорить, немедленно даю сдачу. Маму таскаю за волосу, когда она меня укладывает спать (это моё любимое занятие, развлечение на сон грядущий). Папу тоже не обижаю, не обхожу вниманием: если он что не так сделает, хлещу его по глазам. Как видите, я могу постоять за себя, пальца мне в рот не клади!
25 апреля
Если раньше я говорил только отдельные слова, то теперь произношу длинные тирады, смысл которых смутен для всех, кроме меня:
— Мама, — говорю.
— Что, Костенька?
— Лэкэмдалидльтескампль.
Взрослый чужой мужчина для меня «дядя», а незнакомый мальчик — «дядль».
Частенько употребляю артикль «ле»:
— Ле Ко-ко, ле тун.
«Тун» — это новое словечко, которое мама с папой не перевели пока на русский язык.
27 апреля
По-прежнему люблю сидеть на подоконнике и созерцать дефилирующих по асфальту дядей, тетей, девушек, мальчиков, кур и собак. Наш переулок — самое оживленное место в Топчихе, своего рода Бродвей. Мои «посиделкам» папа посвятил особую песенку ( он сочинил и слова, и музыку):
Сидит Костик на окошке,
видит он собаку с кошкой.
Отвести не может взгляд —
Всем Костюшка тварям рад!
Любит он, я посмотрю,
Гав-Гав, Ко-Ко и Хрю-Хрю.
Всем Костюшка тварям рад —
Смотрит он на их парад!
Что идете мимо, дяди,
На Костюшку не глядя?
На Костюшку бросьте взгляд —
Вам всегда Костюшка рад!
Вы скажите-ка нам, тети,
Далеко ли вы идете?
На Костюшку киньте взгляд —
Вам всегда Костюшка рад!
29 апреля
Люблю побегать перед сном без штанов и совсем голеньким. Папа видит в этом влияние далеких наших предков. Ходить в одежде, когда тепло, — это, кончено, условность, которую придумали взрослые, и мне трудно её соблюдать. Иногда я протестую против этой формальности довольно энергично, убегаю в самый дальний угол от папы или мамы, которые держат в руках мои рубашку и штанишки.
2 мая
Побывал снова в Тальменке, у бабушки. Мне не повезло: 1 Мая. Когда весь народ ликовал, меня выворачивало наизнанку, хотя спиртного я, ей-богу, перед этим не пил. — то ли вода здесь не такая, то ли климат другой. Дедушка вызвал «скорую помощь». Она прибыла не особенно скоро, я успел уснуть, и помощи от неё не было никакой: тетя не оставила даже ни единой пилюли для меня (тем лучше, разумеется!).
У бабушки я позабавлялся все-таки с кошкой и каким-то другим крошечным существом, лежавшим вместе с ней в ящике. Я устерег минуту, когда кошка убежала в другую комнату, заграбастал теплый живой комочек, поднял его, но в этот время он жалобно запищал, и я его бросил, комочек угодил в ящик и еще раз пискнул. Смешно!
Ничто не лезло мне в глотку, все было противно. Но папа купил на вокзале сушек, и это было то, что я с удовольствием погрыз.
За Барнаулом почувствовал себя лучше, повеселел.
3 мая
Лег вчера спать в 7 часов вечера и проснулся в 8 утра. 13 часов проспал — это результат, достойный пожарника!
9 мая
Побывал у другой бабушки в Алейске. Папа с мамой копали огород, а я гулял с Наташей — двоюродной сестренкой. Странные у неё выходки: хотя она в три раза старше, отбирает у меня игрушки, обижает. Поздно вечером Наташка бегала без штанишек. Остановилась около меня, наклонилась за какой-то игрушкой. Я, конечно, тоже был без штанишек. Смотрел-смотрел на неё да как дам ей ножкой под попку! Всем стало смешно, даже самой Наташе!
Сегодня приехали домой. В поезде поспал один час. Папа решил, что этого мало, стал меня укачивать, напевая новую песенку:
За окном гуляет ветер,
Дождик льет, дождик льет,
Засыпает мой Костюшка,
К папе льнет, к папе льнет…
Заснул в 3 часа дня, а встал в 5.30. Хорошо спиться в дождливую погоду!
20 мая
Я прошел по конкурсу и попал в детские ясли-сад по названию «Чайка». Утром, в девятом часу, папа с мамой принесли меня в двухэтажное белокаменное здание, во дворе которого я увидел здоровенный деревянный автобус и пароход. Родители раздели меня, надели казенные трусы и понесли на второй этаж. Только когда я увидел их удаляющиеся спины, мне стало ясно, что они от меня избавиться хотят. Я заревел что было мочи. Отец с матерью, однако, не вернулись, и через две-три минуты я замолчал. Стал опекать маленькую девочку, которая не пожелала назвать свое имя, и мне стало не так одиноко. Думал, что навсегда отделался от коварных родителей. Но нет, вечером, после пяти, они заявились, одели меня и унесли домой.
21 мая
Утром мама меня спросила:
— Костик, ты вчера где был?
— У тети…
— А еще пойдешь к тете?
— Угу . — я энергично закивал головой.
Папа сказал, что я перестал быть единоличником и отношусь теперь к организованному населению.
-Вот видишь, я всегда говорил, что Костя у нас умный мальчик! – торжественно заявил отец маме. – Он охотно идет в ясельки. А то, что он вчера немного всплакнул, даже говорит в его пользу, значит, он не бесчувственный ребенок, к родителям не равнодушен…
1 июня
Папа предлагает называть сегодняшний праздник Днем защиты детей … от родителей. Что ж , очень смело! Что касается меня, то я уже защищен от чрезмерно, назойливой ласки родителей, от перемены их настроения, от однообразия домашней обстановки. Ясли являются спасением от всего этого. Сопли, правда, стали у меня длиннее, кашляю чаще. Но, в общем-то, «Чайка» мне по душе. Здесь я общаюсь не с петухами и собачками, как на своем переулке, а с мальчишками и девчонками, становлюсь общественным человеком. Первые дни я плакал, когда родители ставили меня за деревянный барьер, ограждающий нас от внешнего мира. Второй раз ронял слезы, когда родители начинали разбирать детей: мне было обидно, что долго нет папы с мамой, хотя я теперь знаю, что приходили они вовремя.
10 июня
Сначала я не отходил ни на шаг от беседки, что стоит у нашего дома. Папа или мама сидит на скамеечке, и я трусь, отираюсь здесь же. Сейчас же далеко убегаю от дома. Папа пробовал наблюдать за мной и читать – я сделал все, чтобы эта идея лопнула, как мыльный пузырь.
— Если так дело пойдет, — изрек отец, — наш Костя через месяц, глядишь, махнет на товарном поезде в Новосибирск или Алма-Ату!
20 июня
Всего день прошел, как папа уехал в Дом отдыха, а я уже соскучился. Раньше, когда родители меня спрашивали: «Костик, ты кого больше любишь?», дипломатично отвечал: «Дядю».
Или обнимал сразу обоих (это приводит родителей в хорошее настроение).
В последнее время (два-три месяца) я на этот вопрос отвечал:
— Папу, — и никак иначе.
Мама страшно ревнует, но старается виду не подавать.
— Пусть, пусть он тебя любит, — говорит она папе, — только водись с ним
побольше!
30 июня
Моя речь обогатилась фразой «Не надо!».
— Костик, молоко будешь пить? – спрашивает мама.
— Не надо! – кричу я.
— А борщ?
— Не надо!
— А консервы?
— Не надо!
— Костик, а плакать надо? – задает папа каверзный вопрос. И я, конечно, попадаюсь.
— Не надо! – реву.
Мой лексикон расширился за счет таких слов, как «конь», «конька», «бака» (собака), «кота» (кот). Иногда, по настроению, говорю не «папа», «мама», «тетя», а «папка», «мамка», «тетка».
Сегодня ошарашил отца:
— Папа, вон матина! (Машина, значит).
«Вон, вона» – любимые мои словечки.
Мама научила меня говорить «спасибо»:
— Патиба! – получается у меня.
10 июля
В яслях провожу время с Маринкой Худяковой. Она моложе меня, ей всего годик. Я втрескался в нее по уши. Обнимаю, целую и… кусаю. Рядом с нами, в гостинице, живет семья, там есть юная разбойница моего возраста, зовут ее Ленкой. Она то и дело теребила свои патлы, за что ее подстригли «под Котовского».
К Ленке я тоже не равнодушен. Без всяких церемоний подхожу к ней, цепляюсь, впиваюсь в нее ногтями, а то и зубами. Завидев меня, она орет дурниной – тоже, выходит, не равнодушна ко мне.
15 июля
Если раньше я был папиным хвостиком, то теперь он стал моим хвостом. Иду, куда глаза глядят, а отец только и знает за мной поспевать. Крикнет: «Костик, стой!», а я пуще припускаю по тротуару.
19 июля
Узнал, что такое состояние невесомости.
Мы гуляли с папой у памятника участникам Отечественной войны, что на привокзальной площади. Отец сидел на скамейке с молодыми парнями, а я рвал цветочные бутончики за низенькой оградкой у памятника. Мне приходилось тянуться все дальше и дальше. Сорванные бутончики относил папе.
— Молодец, Костик, молодец, сорви еще! – приговаривал он, радуясь, что я не мешаю ему разговаривать с парнями.
И вдруг я почувствовал, что ноги у меня болтаются в воздухе, а голова клонится к земле. Вот она, невесомость, о которой столько рассказывают космонавты! Мне стало как-то жутковато, и я заорал. Папа в ту же секунду оказался возле меня. Я лежал грудью на оградке, руками упирался в землю, ноги, повторяю, болтались у меня в атмосфере. Когда папа вывел меня из состояния невесомости, я еще немного поплакал, а потом успокоился. Все хорошо, что хорошо кончается!
20 июля
Вечером я оседлал лежащий на полу чемодан. Потом слез, нажал рукой на ручку: «В-ЗЗ-ВЗЗ!» Когда чемодан завелся, я вскочил на него и «понесся» по комнате. Папа с мамой от души посмеялись, а что тут особенного? Точно так же дяди заводят свои мотоциклы, я не раз видел.
26 июля
В три часа утра я проснулся от страшного сна. Мне приснилось, что за мной гонится банда дикарей, вооруженная палками и пиками. Преследователи кричали, как оглашенные. Заснул с трудом, мне все еще мерещились эти первобытные дикари.
Утром я узнал, что то группа болельщиков, расположившаяся под грибком, слушала матч СССР-ФРГ. Крик был вызван ответным голом, забитым нашими игроками в последние минуты игры.
В числе болельщиков-полуночников был мой папа.
2 августа
Я ходил все время кудрявый, как барашек. Вчера папа не выдержал и оболванил меня ножницами. Прическу он назвал «боксом», но думаю, это, скорее, футбол, или что-то в этом роде.
Целый день в яслях ходил оболваненный. Вечером наша соседка – парикмахерша на пенсии баба Маша – сжалилась надо мной и обработала мою головку машинкой. Под руками у папы и бабушки я вел себя спокойно. Зато когда отец завел меня в парикмахерскую и пытался усадить на стул, я поднял несусветный рев!
10 августа
— Костик папу любит?
— Неть.
— А маму Костик любит?
— Неть.
— Кого же Костик любит?
— Манина
— Маринку?
— Да
Такой разговор состоялся у меня с мамой и папой. Маринка – это моя детсадовская подружка. Да, я понял, что люблю ее. Навсегда. До гробовой доски.
12 августа
Папа играл сам с собой в шахматы.
— Конь дать, — сказал я ему.
Отец удивился, почему я не склоняю существительных и не спрягаю глаголов. А зачем это нужно? Я не в школе.
«Манамка»,- называю я панамку.
«Ди» – значит, «иди»
20 августа
Один за другим посмотрел в кинотеатре «Восток» фильмы «Берегись автомобиля» и «Жена Лота». Хорошие картины. Если я и плакал, то совсем немного, в самом начале. Сидел на коленях у папы, у мамы, сам сидел в кресле, а также бегал во время сеанса между диванами.
Одним зрителем в «Востоке» стало больше, но почему-то администрация кинотеатра не пришла в восторг. Или потому, что я проникаю в зал зайцем?
25 августа
Света Астрелина, живущая в нашем доме, болезненная пятилетняя девочка, так отозвалась о виденном ею фильме:
— На большой с прицыпочкой было смешно, но я не смеялась.
А Витя Шеховцов, ее ровесник, как-то задал своим родителям каверзный вопрос:
— Почему старые кошки окатываются, а старые бабушки не окатываются?
(по соседству с Шевцовыми живет старушка Мария Михайловна Величко).
30 августа
Просыпаюсь в 6 –6.30 и кричу:
— Мама, вон!
Не подумайте, что я гоню мать из спальни. Это значит всего-навсего, что я хочу сходить на кухню подкрепиться. Поев супчика, молока, иду снова спать. А в 8 утра уже окончательно просыпаюсь — и на «работу», то есть, в ясли.
3 сентября
После пяти бегаю с соседскими мальчиками и девочками. Обычно Надя Слепухина, трех лет, бежит впереди, ее братишка 2,5 лет Алешка за ней, я замыкаю шествие. Хотя я самый молодой, стараюсь не отставать.
7 сентября
Второй день меня температурит, шалит, не дает покоя животик. Отец с матерью понесли меня в детскую консультацию. Врача не оказалось. Фельдшер, выслушав показания матери, заговорила, затараторила:
— Можете давать мальчику свежего кефира, а самоквас и другие молочные продукты давать не надо. Хорош отвар риса, малиновое варенье.
Если бы она прописала мне мандариновый сок, верблюжье молоко, яйца колибри, отвар кукурузных зерен, мама и папа были бы, пожалуй, не менее озадачены, потому что трудно в Топчихе найти как свежий кефир, так и малиновое варенье, да и рис родителям удалось отыскать с трудом.
Тетя грозилась положить меня в больницу, а я взял, да в тот же день и выздоровел, чем немало озаботил маму, которая принесла мне из аптеки массу лекарств. Куда их девать?
12 сентября
Стал произносить такие фразы и слова:
— Папка, вон там тли коко! («Папка, вон там три курицы»)
— Вон для муму! («вон две коровы»)
— Дядя тит («спит»)
— Папка, тить! («открыть», «закрыть»)
— Мама мина, папа мина, матина мина («Мама моя, папа мой, машина моя»)
— Надо быть папой и мамой, чтобы понять меня без переводчика. Пока они меня, к счастью, понимают. Что будет дальше, не знаю.
Вот еще образчики моей речи:
— Коня нет манама! («У коня нет панамки!»)
— Тетя нет манама
— Бабак нет манама
— Папка тот («папка идет»)
— Папка потот («папка пошел»)
13 сентября
Отец уехал вчера в командировку. Сегодня утром в ясли меня в порядке исключения несла мама. То и дело я говорил:
— Папка тот!
Мне показалось, отец должен нас догнать, но он на самом деле был далеко. Как приятно ехать на нем верхом, восседать на его костлявых плечах, обхватив ногами его петушиную шею и теребя пальцами волосы, жесткие, как стальная проволка.
23 сентября
Нянька рассказала маме, мама – папе, и я услышал этот рассказ:
— Костик пошалил, поколотил одного мальчика, и мы поставили его в угол. «Тьфу, дура!» — проговорил он, становясь в угол.
Мастерица же нянька небылицы рассказывать! Я и слов-то этих еще не выговариваю – «тьфу» и «дура». Другое дело, что я подумал «тьфу, дура!». Но не могла же она подслушать мои мысли!
30 сентября
Папа научил меня ориентироваться в числительных. Мое любимое число – три. Если я говорю «тиль (тли) би-би», значит, машин действительно три, не больше и не меньше. Когда лошадей две или одна, я говорю:
— Нет тли коня!
Если собак больше трех, я уверенно провозглашаю:
— Гого бабак!
Много, значит, собак.
Таким образом, за цифрой «три» для меня начинается густой туман, который я обозначаю этим самым словом «гого».
6 октября
— Коня кино потот, — говорю я.
— А Костик в кино пойдет? – спрашивает папа.
— Неть, -отвечаю.
Не люблю почему-то ходить в кинотеатр.
— Бабак к нам идет, — говорю я, видя, как к окну клонится ветка клена.
— А Костик его боится?
— Да
— Да нет же там никакого бабака!
— Нам идет бабак!
Так мы беседуем с папой.
15 октября
Если первые месяцы я в яслях тихо сидел в сторонке от других ребят и играл с самыми робкими девочками, такими, как Маринка, то теперь я настолько осмелел, что поколачиваю многих шалунишек. Если так дело пойдет, говорит папа, я скоро доберусь до воспитательницы, а там и до заведующей яслями.
20 октября
Папа пошел на родительское собрание в ясли.
Случилось то, чего он опасался: его избрали членом родительского комитета. Меня, говорит папа, похвалили на собрании за то, что я ем без чьей-либо помощи, так сказать, своими силами. Если и бывают исключения, то редко.
22 октября
Стал говорить такие сложные слова, как «горячий». Причем понятие «горячий», как подметила мама, я отношу не только к горячим, но и к холодным предметам.
23 октября
Только что вернулся из Алейска, где был в гостях у бабушки. Целый вечер и все утро рылся в косметических принадлежностях тети Лики, а их у нее ой как много! Добрался было до грампластинок, сломал ради пробы одну, но тут же меня лишили удовольствия перебирать аккуратные черные тарелочки. А я хотел испытать, какие из них бьются, а какие нет.
24 октября
Первым словом, которое я произнес, проснувшись утром, было «нет». Папа сказал, что начать день со слова «нет» все равно, что начать передовую статью в газете со слова «однако».
1 ноября
Брат научил меня слову «ляк» (дурак). К нему оно и прилипло.
— Где ляк Вова? – спрашиваю мать. – Вова ляк идет!
Попробовал называть так мать и отца, но они почему-то на это словечко не отзываются. Употребляю выражения со словом «мать», но нет, это вполне цензурные выражения. «Мать» – это у меня и мяч, и мама.
8 ноября
Зима, а я весь зеленею, как весенний тополек. Взрослые говорят, что это оспа, ветрянка, мама смазала меня какой-то зеленой дрянью. Чешется сразу в десяти местах. Все мои соратники, товарищи по яслям изменили окраску, вот настал и мой черед. Несколько дней буду сидеть дома. Тоска зеленая! Одно утешает меня: пока не сойдут эти болячки, мама не будет ни купать меня, ни мыть. Нет худа без добра!
10 ноября
Веду с папой веселые разговоры.
— Котя болой (большой), — говорю важно, напирая на слово «болой». – Папа мали-мали!» — показываю ручками, какой он маленький.
— Что? – восклицает отец. – Котя большой? Ах ты, лгунишка! Папа болой! – Колотит он себя в грудь и поднимает высоко руку. – А Костик мали-мали-мали!
— Нет! – кричу я, смеясь. — Котя болой! — И так у нас продолжается игра.
20 ноября
Вот как называю я игрушки, вещи и животных: «нот» (слон), «мита» (мишка), «кукалеку» (петух), «коня мали» (шахматы), «кодил» (крокодил), «атобка» (автобус), «бела» (белка), «така» (трактор), «вали» (валенки), «ботини» (перевода, думаю, не нужно).
Я вовсе не собираюсь хвастать своим лексиконом. Взрослые намекают, что мне бы надо чище говорить в моем возрасте. Если я и привожу образчики своего лексикона, то только ради полноты изложения.
Почему-то папа с мамой удивляются (приятно удивляются), когда я отвечаю на их вопросы так, как и надо отвечать.
— Костик, пойдем спать.
— Неть.
— Почему?
— Папа, пойдем лать (играть).
— А что будем делать?
— Галать тоить (гараж строить)
— Такими фразами я огорошиваю своих родителей все чаще и чаще.
22 ноября
Девятый час. Буран, холод собачий. Папа везет санки навстречу ветру, между двумя железнодорожными составами. Ветер больно хлещет по лицу, и я плачу. Мама быстро набрасывает мне на голову байковое одеяло, и я кричу еще громче: мне ничего не видно. Папа с мамой переругиваются. Наконец, подъезжаем к яслям, и тут мне попадает в глаз уголек. Сначала я думаю, что проморгаюсь, молчу. Папа уходит, и тут я поднимаю рев. Мама и оказавшийся рядом главный врач П.В. Беспалый с трудом извлекают из глаза крошечный кусочек шлака. Мама идет на работу и велит папе идти в аптеку за альбуциновыми каплями, тетя Нина (воспитательница) закапывает мне в глаз, чтобы он, значит, не воспалился. Таково обычное наше утро.
24 ноября
Няни и воспитательницы у нас хорошие. Но не без того, попадаются и злые.
Одна из них зоотехник с высшим образованием. Если бы она когда-нибудь занималась воспитанием телят, то ей легко было бы привыкнуть к возне с нашим братом. Но о телятах она имеет самое общее представление…
Одна девочка никак не хочет заснуть. Зоотехник – воспитательница шлепает ее, та орет. Тогда наставница детей гладит ее по головке, приговаривая:
— Вот скотина: не погладишь, не уснет
Это слово «скотина» как раз и выдает высшее зоотехническое образование. Почти пять лет ее учили иметь дело со скотиной, это что-нибудь, да значит!
28 ноября
— Но-но, — пел я. — но-но!
— Костик смотрит в окно, — подсказал папа.
Я рассмеялся. Мне нравится, когда говорят в рифму.
Сам я сочинил хотя и не складную, но ладную песенку:
— Атобка нинако полет накаву!
Папе из этой песни ясно только одно слово – «атобка» (автобус), ничего, со временем все поймет…
Но и сам уже смастерил рифму: «бибка-бибика». Чем не рифма? Пусть она типа «ботинки-полуботнки», но как начинающему мне ее извинят.
6 декабря
Папа на сон грядущий рассказывает мне сказки – о трех поросятах, о трех мишках и девочке, о вороне и лисице. Но еще раньше он сочинил и рассказал мне такую сказку (я ее уже наизусть знаю):
Пришла му-му на базар молоко продавать. Подходит конь.
— Конь-конь, — говорит Му-му, — купи у меня молочка.
— Нет, — отвечает Конь, — я молоко не пью. Мне бы сенца, а еще лучше – овсеца.
И бабак не захотел молока.
— Мне бы, говорит, мяса кусок или колбаски кружок.
— Ну, уж ты-то купишь молоко, — обрадовалась Му-му, — увидев Кота.
— Нет, — отвечает Кот, — не хочу.
— Пришлось Му-му нести молоко обратно домой. Поставила она его обратно в погреб. Постояло оно, сметанка отстоялась. А Кот пробрался в погреб и ту сметанку и съел. Вот ведь какой хитрый был Кот!
10 декабря
Я встал с левой ноги. Умываться, одеваться, идти в ясли совершенно не хотелось. Я хныкал, плакал, за что мать обозвала меня идиотом и отшлепала. Так начался мой день рождения.
Папа рассердился на маму, до вечера они не разговаривали. Подарки я получил накануне, в этот день мне ничего уже не дарили.
И кто только придумал эти дни рождения!
20 декабря
Вот уже много дней подряд держатся 40-градусная температура и морозы. В ясли я еду закутанный в 40 одежек, открытыми остаются только глаза. Однажды меня укрыли с головой. Не зная, как сказать, чтобы мне дали взглянуть на белый свет, я воскликнул:
— Где Костя?
Родители меня поняли, открыли байковое одеяло, и я увидел окружающий мир.
30 декабря
Как свидетельствует папа, за последние полмесяца я сделал невиданные успехи в освоении языка. Слова хлынули из меня, как из рога изобилия, и ничто уже не может остановить их поток. Я освоил букву «ш», которая долго мне не давалась совсем. (говорю уже не «кутать», а «кушать»), прилагательные, их род, склонение (особенно хорошо у меня получается «маленькая», «маленький», «маленькую»), искусство построения фраз. Вот образчики моей речи к концу года:
— Ейка холосая, касивая!
— У дяди нога болит.
— У Кости тини (штаны) упали.
— Ташинка (машинка) новая, холосая.
— Пойдем Игольку кино мотеть.
— Мишка большой убежал.
— На атобке поедем и т.д.
Как говорит все тот же папа, я стал ужасно болтлив. Не умолкаю с утра до ночи. А что удивительного? Ведь я так долго молчал как рыба!
1 января 1967г.
Мама уехала в Алейск, и я полдня провел с отцом. То и дело ходил вокруг маленькой елочки, поставленной по моей просьбе на пол, и восклицал:
— Ейка касивая, ейка касивая! Папа, дать мане птичку!
Папа подавал мне одну за другой снятые с елочки птичек, человечков, а потом вешал их обратно. Впрочем, иногда я облегчал его задачу, разбив игрушку, ее уже не надо было прикреплять к веточке.
Вернулась мать, и мы втроем пошли на большую районную елку. Но она имела такой неказистый вид, эта общипанная сосна, что сразу мне надоела. Куда с большим интересом смотрел я, как ребята и взрослые катались с ледяной горки., детища наших дорожников и пожарников, катались на санках, досках, картонках и просто на пятой точке. Группа взрослых приволокла откуда-то старые большие сани. На них съехали только один раз, — они сразу развалились. С завистью смотрел я на резвящуюся публику: «Эх, мне бы так!»
10 января
На большой кровати лежим я, мама и Вовка.
— Вовка, не тронь! – кричу. – Уйди. Вовка нехороший, нехороший.
— Почему? – спрашивает мама.
— Он на постель писает.
— А Костя какой?
— Котя холосый.
— Ты где писаешь?
— На полу.
20 января
Вечером захожу из коридора в комнату и сообщаю маме и папе новость:
— Галя любит дядю.
— Как это – любит?
— Целует.
Смеху было много. А что тут смешного? Наша соседка Галя считает, что я еще маленький, и при мне можно целоваться с дядей в темном коридоре, а я уже большой, мне палец в рот не клади – откушу…
25 января
Мы крепко застряли в яслях – получили за мелкое хулиганство по 15 суток. Нет, я шучу, просто сейчас, как вы знаете, по всей стране свирепствует грипп, и вот у нас объявили карантин. Родители боялись, что я не перенесу разлуки с ними, беспокоились обо мне. А я как-то быстро освоился с мыслью, что нескоро попаду домой. Играю на гармошке, задираю мальчишек и девчонок, с аппетитом уплетаю кашу. Если дома я ложился спать в 12-том часу, то сегодня в яслях без всяких колыбельных песен заснул в 9.00
3 февраля
С аппетитом ем не только кашу, но и пью рыбий жир. Если другие ребята хнычут, зовут папок и мамок, то я никак не выражаю своей тоски по дому. Правда, в первые дни, как только время близилось к пяти часам вечера, подбегал к решетке, то есть, простите, к деревянному барьерчику, и ждал с замиранием сердца: придут или не придут? Потом перестал, ясли стали для меня родным домом.
Воспитательницы делают все для того, чтобы нам не закрадывались в головки невеселые мысли. Даже бегают на четвереньках.
Вечером, когда мы смотрели фильм «Веселая азбука», наша воспитательница Нина Тихоновна неожиданно подхватила меня со скамеечки и сказала: «Костя пойдет к маме». Не успел я опомниться, как оказался в объятиях матери, а потом и отца. Меня отнесли в кабинет заведующей. Дали яблоко и пряник. Я вцепился зубками в пряник. «Почему не в яблоко?» — недоумевал потом папа. Через несколько минут меня вернули воспитательнице.
«С мамой», — сказал я. «Да, да, с мамой будешь смотреть кино», — ответила мать. А потом исчезла. Я закричал, но затем мне стало стыдно перед своими однокашниками, замолк.
То ли виделся я с папой и мамой, то ли это мне померещилось? Все произошло так быстро…
11 февраля
Я снова дома. Папа говорит, что дни вынужденного заточения пошли мне на пользу.
— Костик у нас все равно как в армии служил: в одно время и пораньше стал ложиться, лучше себя ведет, сделался более самостоятельным.
По его словам выходит, что если бы я пробыл на карантине вдвое дольше, он был бы этим вполне доволен.
20 февраля
Я попросил папу дать мне большую гармошку, уселся на пол, поставил ее на колени (клавиатурой ко мне) и стал играть.
— Как Макалыч, — сказал я родителям.
— Что, что ты, Костик, говоришь?
— Иглаю как Макалыч.
Наконец-то они поняли, что я играю, как Леонид Макарыч играет у нас в яслях на баяне. Мама и папа от души посмеялись над моим замечанием. По моей настоятельной просьбе (а скорее, требованию) купили мне маленькую гармошку (ганьку, как я ее называю). Сижу, играю и сам подпеваю:
— Вдлуг котенок ласселдился, оцалапал паловоз!
— Папа, холосая песенка?
— Хорошая, сынок, хорошая!
— Ко-ко, ко-ко, не ходите далеко! Папа, холосая песенка?
— Хорошая, Костик, бурчит папа, не отрываясь от книги.
— Туба-та, туба-та, мы поедем Алма-Ата! Папа, холосая песенка?
— Мишка мальчик обижает, а-а, а-а, мишка мальчик обижает, а-а, а-а!
25 февраля
Утром подхожу к Вовкиной постели:
— Вовка, таяй, сынок!
— Вовка спит без задних ног.
— Таяй, сынок!
— Кто, кто Вовка? – спрашивает мама, смеясь.
— Сынок.
— А папа сынок?
— Нет, папа – отес!
Ох, как мне не нравится каждое утро «умыяться, одеяться и обуяться»!
7 марта
В последние дни у меня что-то нет настроения, я часто хандрю. Папа не замедлил заявить, что охотно отдал бы меня не только в круглосуточные, но и в круглогодовые ясли.
16 марта
Папа и мама ходят за мной в ясли по очереди. В день выпуска газеты приходит папа, в остальные – мама. Как видите, я стал жертвой графика выпуска районной газеты.
Сегодня была очередь папы. Мне купили галошики на валенки. Иду ножками, а через грязь и лужи пап несет меня на руках. Долго не хотел я отходить от железной дороги: много было поездов («апоезд» – называю я их), паровоз долго маневрировал. Пройдем шага два – я разворачиваюсь на 180 градусов и снова смотрю на железную дорогу. То же происходит у автотрассы, которую мы пересекаем. 300-метровый путь мы проделали с папой за полчаса. У дома красовались две большие лужи. Я стал пулять в них камешки. Папа едва успевал их подносить. Несколько раз я едва сам не упал в лужу – папа в последний миг меня удерживал. Ух, до чего хочется принять холодную ванну!
18 марта
В последнее время я пристрастился к фильмам. До этого смотрел кино у соседей, но после того, как они дали понять, что мы непрошеные гости, мама перестала меня туда водить. Зато мы зачастил в кинотеатр «Восток». За какие-то полмесяца я посмотрел картины «Аршин Ма-Алан», «12 могил Ходжи Насреддина», «Чертенок», «Чужой в городе». Сижу в зале тихо, не плачу (боже упаси!), только отпускаю иногда вслух замечания, когда уж больно захватывают меня события на экране. Шикают на меня лишь мама с папой, другие зрители не ропщут. Чем больше на экране машинок, тем я довольней картиной. Бывает, что киножурнал мне больше нравится, чем художественный фильм – взрослым, конечно, этого не понять!
Сегодня приобщился к Толстому Льву – посмотрел вторую серию «Войны и мира». Сцена бала мне не понравилась. Я даже заметил вслух:
— Дяди и тети нехорошие. Все танцуют и танцуют.
Зато поглянулись мне сцены псовой охоты, я вслух выразил свое восхищение:
— Кони и собаки, кони и собаки!
26 марта
Еду в Алейск. Человеку иногда хочется поехать куда-нибудь, к кому-нибудь и к кому, безразлично. Вот и меня давно уже подмывало куда-нибудь прокатиться на поезде. Видимо, и родителей обуяла та же страсть. Почти весь путь простоял у окошка – прилип к нему и не мог оторваться.
В Алейске прокатился еще на автобусе – тоже очень приятное путешествие. Увидел свою маленькую сестренку Иринку. Такая хрупкая, я притронуться к ней боялся. Поездка, кроме впечатлений, дала мне трехколесный велосипед («сипедик»).
2 апреля
Папа говорит, что в последние дни я стал необыкновенно хорошим, покладистым малым. Может быть, ему видней.
Катаюсь по комнате на «сипедике» (на улице все еще грязно и холодно), на коне, снова и снова просматриваю подшивку «Крокодила», семейные фотографии («Котю маленького»), играю с папой и один, увы, в разные азартные и тихие игры.
О моих успехах в речи можете судить по таким фразам, легко срывающимся у меня с языка:
— Мама, одень меня, я на улицу пойду!
— У меня галошики, как у тети!
Трудно мне дается творительный падеж. Все еще не могу выговорить «с папой», говори «папи».
— Папи играть надо!
— Мами ясли пойду!
Это, так сказать, мой скромный вклад в русский язык.
Неправильно произношу свою фамилию:
— Я Котя ГоосЕн!
Так меня научили в яслях няни. Кстати, меня перевели недавно в старшую ясельную группу. Несколько дней с ревом шел к няням: все же жалко было расставаться с маленькими девочками, которых я ежеминутно опекал. Правда, мы и сейчас видимся, но урывками, потому что находимся в разных комнатах.
4 апреля
— Тили- бом, тили-бом, загорелся кишкин дом! – декламирую я.
Папу и маму смешит слово «кишкин». А это не что иное, как сплав двух слов – кошка и киска.
Иной раз родители никак не хотят меня понять.
— Асоль надо, иглать буду, — говорю я им.
— Осел? Какой осел? – недоумевает папа.
— Асоль, асоль! – настаиваю я.
— Не знаю, Костик, что тебе надо.
— Асоль, асоль!
— Может, фасоль? – осеняет папу.
— Да, да ! – подтверждаю я.
Ох, и глухари, ох, и тугодумы эти взрослые!
Не успел я научиться говорить, заметил папа, как у меня появились слова-паразиты – «это» и «вот».
— Костик, ты кого любишь?
— Вот эту… маму.
— Кто у нас хороший мальчик?
— Вот это… Котя.
12 апреля
День космонавтики я встречаю на велосипеде. Оседлал я его еще в марте. Мне как-то сразу удалось его укротить. Как управлять трехколесной машиной, как поворачивать, как давать задний ход – все это я уже освоил в совершенстве. Одного только не знаю – правил уличного движения, поэтому в велопрогулках по асфальту меня сопровождают папа или мама.
Папа обычно довольно крепко держит меня за поднятый воротник зимнего пальто. Воротник служит для папы в какой-то степени рулем – с его помощью он корректирует мой курс. Воротник же помогает папе удержать меня в случае падения с велика (такое уже бывало). Когда едем в гору, папа слегка подталкивает меня в спину. Под гору качусь, конечно, сам, без папиной помощи.
Катаюсь час, и два, и три, «нахохлившись, как сыч» (слова отца), крепко сжимая ручками руль, работая педалями (то и дело теряю их, но тут же снова нащупываю ножками). Вид у меня должен быть самый серьезный. А как же, водить машину – занятие нешуточное.
— Костик, ну хватит, пойдем домой, — хнычут родители.
На их реплики я, конечно, ноль внимания.
Прохожие частенько отпускают замечания:
— Что, Костик, ты уже сам катаешься?
— Брось щенка в воду, он и поплывет, хотя никто его не учил плавать, — пускается отец в философию. – Посади современного ребенка на велосипед, он начинает крутить педали так, будто прошел водительские курсы.
22 апреля
Все чаще моюсь в бане, куда хожу с мамой, иногда охотно, но чаще без особого желания. Однажды мать ушла в парную, а тети стали брать меня на руки. В следующий раз, когда мать хотела повести меня в это богоугодное заведение, я возразил:
— Нет, я не пойду.
— Почему?
— Там тети мешают.
В другой раз, когда мы мылись, я захныкал, запросился домой. Мама говорит: «Пойдем»,- и повела меня к двери. Открывает ее, а там полно пара, так клубами и валит. Я шарахнулся от двери. Сели, моемся дальше.
— Ну, Костик, пойдем домой? – спрашивает мать.
— Нет, — отвечаю.
— Почему?
— Там дым.
2 мая
Праздники провел у тальменской бабушки. Чем я там занимался? Пил вино, сходил на демонстрацию, дергал за хвост кошку, переворошил все бабушкины и дедушкины фотографии, насыпал в чайник песку. Словом, развлекался, как мог.
4 мая
Папа после долгих колебаний привел меня в парикмахерскую. Как только я услышал визжание машинок и увидел падающие с дядиных голов волосы, заорал благим матом, поднял на ноги весь комбинат базового обслуживания. Выбежал на улицу и ору. Папа меня и так, и этак уговаривал – не иду. Парикмахерша тоже лезет с уговорами:
— Костик, а я тебе птичку покажу!
— Ну, птичка – это, скорее, по части фотографа, — заметил дядя-парикмахер.
Наконец, меня обманным путем все же усадили в кресло, на колени к папе, и тетя принялась прохаживаться по моей голове своей жужжалкой. Не успел я опомниться, как мне сказали: «Все!» Потом я уже спокойно наблюдал, как стригли папу. Он был с ног до головы в волосах – своих и моих. Мне стало даже интересно.
— Ну, Костик, пойдем еще к тете подстригаться? – спросил папа.
— Да, пойдем, — ответил я.
5 мая
В ознаменование Дня печати весь вечер пили, ели, играли (пил папа, ела мама, а играл я). Пришли из гостей и утихомирились только в 12 ночи.
15 мая
Месяц назад в наших яслях побывал дядя с барнаульской фотохудожественной фабрики. Недавно он принес наши цветные портреты.
— Костя Гоосен получился лучше всех, — таков был общий глас.
Папа нес домой мое фото как великую драгоценность. Несколько раз останавливал прохожих, своих знакомых, и спрашивал:
— Ну, как сын?
Слыша возгласы восхищения, еще больше задирал голову. Он давал понять, что имеет к портрету прямое отношение, хотя он и не фотохудожник. Изредка я просил отца показать фото:
— Где Котя большой?
Ведь я имел к этому произведению тоже не косвенное отношение…
25 мая
До сих пор не отвязался от этой привычки – засыпая, теребить мать за волосы. Если у нее на голове платок, добиваться, чтобы она его сняла. Накручиваю волосы на палец и тяну к себе.
— Ой, ой, больно! – кричит мама. – А ну-ка, дай я тебя!
Она тянет меня за волосики, но так как они короткие, того эффекта нет. Снова наматываю на пальчик мамины волосы.
— Я потихонечку, — говорю я с мольбой. Она, скрипя сердце, соглашается. Выдернув два-три волоса из головы родительницы, засыпаю.
31 мая
Папа говорит, что в последнее время я совсем одичал. В яслях мы бегаем по площадке, со взрослыми не общаемся. Дома мама и папа говорят со мной считанные минуты, когда я подхожу утереть нос или прошу дать печенье, принести велосипед или оказать какую другую услугу.
С папой общаемся очень мало, и потому я перестал признавать его за родственника. С мамой провожу больше времени, так как она меня умывает, кормит, одевает чаще, чем отец, но и ее я перестаю признавать.
Все вечера ношусь с ребятишками («хуквэйтинами», как их называет папа), из которых предпочтение отдаю соседскому Игорьку. Игорек бежит куда глаза глядя – и я за ним. Если нет Игорька, прицепляюсь к другому мальчишке (все они старше меня). Все это выводит из себя родителей…
1 июня
Папа лежал на койке, собираясь заснуть. Я бегал по комнате, щелкая курком игрушечного пистолета. Неожиданно папа почувствовал приступ любви ко мне.
— Костик, иди, я тебя поцелую, — сказал он.
— Не, — ответил я.
— Ну, ид, я тебя обниму.
И на это предложение я ответил отказом. Тогда отец сказал:
— Костик, иди, застрели папу.
Я тут же подбежал к кровати:
— Бах, бах, бах!
2 июня
Вспомнили этот случай. Мама и говорит:
— Костик, застрели папу.
— У меня пистолета нет, — ответил я.
— Таковы современные дети, констатировал папа. – Они действуют по принципу: «Ты меня породил, а я тебя убью». Единственное, что нас спасает, — это то, что у них нет доступа к оружию.
4 июня
Вчера у папы выдался беспокойный вечер. Мама пошла на двухсерийный фильм «Спартак». Отец увлек меня в магазин. Он стоял у прилавка и ждал, когда его обслужат. Я стоял рядом, и папа касался ногой моего тела. Время от времени он нащупывал меня коленкой и проверял, тут ли я. Я вроде был на месте. Вдруг отец смотрит – у его ног крутится другой мальчик, а меня и след простыл. Он бросил на прилавок сумку с кошельком и бросился меня искать. Я был уже далеко от магазина.
Через некоторое время я побежал к кинотеатру. Папа сидел в беседке, не трогался с места. Кино уже идет, рассудил он, никто меня не пустит дальше фойе. Но меня все не было и не было. Тогда отец пошел на поиски.
А я прошмыгнул мимо контролера вместе с опоздавшими на сеанс солдатами, поднялся наверх, прошел в затемненный зрительный зал и здесь без труда нашел маму: наша семья всегда сидит на одних и тех же местах в последнем ряду.
8 июня
В яслях из нас воспитывают коллективистов: мы вместе играем, едим, спим. Коллективизм вошел уже в мою плоть и кровь. Вот как это проявляется в жизни.
Индивидуалист Игорек, которого воспитывает бабка, говорит:
— Я кушать пошел.
— И я с тобой пойду, — немедленно реагирую я.
— Нет, Костик, пусть Игорек идет один. Он быстро покушает и выйдет снова играть.
Несмотря на все наставления, я неотступно следую за Игорьком, прохожу в его квартиру, бесцеремонно сажусь с ним за стол и ужинаю вместе с другом. Такие же визиты я наношу Наде и Алеше Слепухиным. А что тут особенного?
Не подумайте, однако, что я только беру и ничего не даю. Когда мама угощает меня конфетами или печеньем, я тут же говорю:
— А Игорьку? А Алешке? А Наде?
Наделив всех, успокаиваюсь.
18 июня
Прошла уже неделя с лишним, как я приехал к бабушке в «Алесик» (Алейск). Сегодня воскресенье, и мы весь день провели с приехавшим навестить нас папой.
Вечером, в субботу, ходили на открытие городского парка. На огромной танцплощадке, обнесенной металлической сеткой, люди, как звери в клетке. Правда, им не тесно: большая часть «полезной площади» пустует. Под унылую музыку парни и девушки вяло, вроде неохотно переставляют ноги. Полумрак. Бр…р… Неуютно. Насколько интересней у качелей!
Сегодня мы катались с отцом на карусели. Я то и дело слезал и залезал на металлического коня, чувствовал себя отлично, как рыба в воде. Раскручивали нас 10 минут. К концу папе стало нехорошо. Ясно, что в космос он не полетит. Зато я имею шанс стать космонавтом. Центрифуги, по крайней мере, не боюсь.
28 июня
Держу в руке игрушечный пистолет.
— У меня дуля.
— Что? Что? – папа в недоумении.
— Дуля.
— Может, дуло?
— Да.
1 июля
Я стал уже совсем самостоятельным, сам с усам. Как приду из яслей, так часами играю на улице, а папа может спокойно читать в беседке. Я ему только говорю:
— Иди, садись на беседку, — а сам иду играть.
Лишь иногда попрошу:
— Папа, вынеси вот этот… велосипед.
— Папа, вынеси машину.
— Папка, пить! И т.д.
Раньше я еще говорил: «Папка, писать!» — сейчас обхожусь своими силами.
Снимаю, спускаю штаны и поливаю листочки и цветочки.
— Где наш умный мальчик? – спрашивает в таких случаях отец.
— Вот он, — показываю я пальчиком.
— А где наш хороший мальчик?
— Я уже показал.
Однажды на площади перед кинотеатром я вот так же взял да полил асфальт
на глазах у прохожих. Тетя-буфетчица от души посмеялась.
10 июля
— Я еще большой буду, буду работать на мотоцикле!
20 июля
— Ты что, Костик, делаешь?
— Вот эту… машинку лемотилую.
— Что делаешь?
— Лемонтилую.
Некоторые слова мне все же даются с трудом. Например, до сих пор говорю: «кинка» (книжка), «потоката», «потокаса» (простокваша), «собака Памля» (собака Пальма), «бабушка-Либочка» и т.д.
30 июля
Страшно люблю зеленый горох. На нашем огородике я уничтожил все стручки, не дав им сколько-нибудь потолстеть. Потом принялся за бобы (они ведь приходятся какими-то родственниками гороху).
Каждый день, идя из яслей, заходим с мамой или папой под пристанционный навес, где покупаем яблоки. С удовольствием уминаю ташкентские, фрунзенские, алма-атинские фрукты, но когда однажды яблок не оказалось, и папа вместо них купил мне кружку гороховых стручков, я был на седьмом небе. Вот это лакомство!
5 августа
Вдруг ни с того ни с сего я покраснел, стал розовый, как поросенок. Родители стали выяснять, в чем дело. Оказалось, что мама дала мне горошину поливитамина для взрослых, которые папа привез из Тальменки. Через час краснота прошла, но мне было больно писать. Перед сном я пожаловался:
— У меня вот эта…сиська болит.
15 августа
Дождь. Идет дядя по улице, накрывшись плащом. Я говорю папе:
— Видишь, дядя сломался.
Через минуту этот дядя возвращается.
— Папа, — кричу, — дядя сломанный идет!
17 августа
Подняв, как флажки, кленовые ветки, ходим по двору и скандируем:
— Первое Мая! Первое Мая!
20 августа
Быстро подбегаю к Вовкиной койке, хлопаю по животу или руке – по чему придется, а затем спасаюсь бегством.
— Вот дает! – восклицает брат.
Через минуту спрашиваю отца:
— Папа, я хорошо даю? – а потом поправляюсь:
— Папа, я хорошо бегаю?
22 августа
— Котька-Мотька! Котик-Мотик!
— Кто тебя так дразнит?
— Я сам!
25 августа
— Мама, ты куда пошла?
— В магазин.
— В магаин? Подои меня!
27 августа
— С кем ты сегодня в ясли пойдешь?
— Мамом.
— С мамой ты вчера ходил, а сегодня с кем пойдешь?
— Папом.
30 августа
Переходим с отцом через железную дорогу, вдруг оглушительно загудел паровоз, и я крупно вздрогнул.
— Что, Костик, напугался?
— Да.
— Сильно напугался?
— Нет, потихоньку.
3 сентября
Шутки моих друзей (ШМД)
Считаю нужным завести такую рубрику, потому что иной раз мои однокашники такой номер «отмочат», что мне никогда до этого не додуматься.
Ну, разве, не смешно, что одна девочка-малютка сидела-сидела в раздевалке с градусником под мышкой, да и откусила кусок от стеклянной игрушки, несколько градусов, значит. Все обошлось благополучно, пришлось только мамаше купить новый градусник.
Мать моего друга Алеши Корнеева один раз сказала с укоризной его папе, игравшему с моим папой:
— Опять в шахматы воткнулся?
С тех пор Алеша то и дело пристает к своему отцу:
— Папа, давай в шахматы воткнемся!
Этот же Алеша изредка игриво называет свою бабушку «бабушенцией», а как-то черепаху назвал «черепашенцией». Ну, чем не шутник!
10 сентября
— Папа, купи вот такие денежки!
15 сентября
— Я поеду в Моску. Она далеко живет.
— Я самолета не боюсь, он не кусается, только летает.
25 сентября
Можно ли проехать на отцовой шее два километра и при этом спать, навалившись на его голову? Я на опыте доказал, что можно, прокатившись на папке от картофельного поля до дому. Так как время было послеобеденное, я сладко так всхрапнул: качка меня убаюкала.
1 октября
ШМД
Валерка Часовских (6 лет):
— Я произошел от обезьяны. Папа — от большой, а я — от маленькой.
Таня Коноплина (7 лет)
— Мам, что это солнышко то в небо, то из неба, то в небо, то из неба?
5 октября
— Костик, ты в ясельках гулял?
— Ага.
— Кто это тебя научил этому агаканью? Надо говорить «да», а не «ага». Понял?
— Да, да, да! Надо говорить «да», ага, пап?
10 октября
Мама:
— Костик, пойдешь со мной в магазин?
— Пойду. А яблочки купим?
— В третьем магазине их нет, есть только во втором.
— Ну, пойдем во втоей.
— Так это же далеко.
— Не далеко — близко.
— Где ж близко – за линией!
— Ну, пойдем за линию!
В конце концов, я настаиваю на своем.
20 октября
Игорьку:
— Я сынок, и ты сынок, оба мы сынки!
— Нет, я буду папа, а ты сынок!
— Нет, ты сынок, а я папа!
— Ну тогда я уйду домой.
— Ну ладно, ты будешь папа, а я сынок.
30 октября
Вовке:
— Я цыган, и ты цыган, оба мы цыгане.
Я в кайман, и ты в кайман — оба мы цыгане.
— Нет, не так надо:
Я цыган, и ты цыган, оба мы цыгане.
Я в карман, и ты в карман – оба за деньгами.
Я цыган, и ты цыган — оба мы цыгане.
Я ворую лошадей – ты воруешь сани.
Я:
— Я цыган, и ты цыган — оба мы цыгане.
Я воюю лошадей – ты воюешь сани!
10 ноября
В празднике мне впервые довелось побывать на свадьбе. Я ловко нырял под стол, чтобы попасть к маме на колени, потом возвращался тем же путем обратно. Ни одна пляска, ни одна песня не обходилась без меня. Я умудрялся быть под ногами сразу у двадцати человек. Повеселился от души. Вот только спиртного мне не досталось – ни водки, ни самогона, ни самодельного вина из чернослива, ни даже жигулевского пива.
20 ноября
Сегодня назвал воспитательницу тетю Тамару дурой и показал ей фигу за то, что она поставила меня в угол. Я не унывал, пел в углу песни, просить прощения и не собирался. Только когда пришла мать, и меня не хотели отпускать, заплакал.
30 ноября
— Костик, ты кого любишь? – спрашивает папа.
— Тебя.
— А папа кого любит?
— Меня.
Через час:
— Ты кого любишь?
— Тебя.
— А я кого?
— Меня.
Через полчаса:
— Костик, ты кого любишь?
— Тебя и меня!
10 декабря
— Костик, кто там сидит за окном на карнизе?
— Вебусек!
— А сейчас он где?
— Уетел!
Через минуту радостно:
— Мама, еебусек вон там насъял!
20 декабря
ШМОК (шутки моих однокашников)
Валерка Коноплицкий едет в санках, вдруг они забуксовали, увязнув в глубоком снегу. Мать тянет санки изо всех сил, а Валерка сидит, как пан, и изображает буксующую машину:
— Жжжж, жжж, жжж…
31 декабря
На праздничном столе у дяди Юры я заметил крупные, розовощекие яблоки. Сразу же попросил папу и маму, чтобы он дали мне одно. Папа подкрался к вазам, словно вор, и быстро схватил одно, самое маленькое, но, правда, красное. Тут же выяснилось, что и Валере хочется этого лакомства. Папа спер еще один запретный плод. Запретный, потому что неудобно было обкрадывать столь любовно сервированный женщинами новогодний стол . После долгих и настоятельных просьб нам дали и торта.
До двух часов я встречал Новый год. Папа с трудом утащил маму с вечера, который уже стал утром. Ей еще хотелось танцевать и веселиться, а папе не хотелось, потому что он был почти трезв, а почти трезв, потому что не пьет, так же, как и я, водку.
10 января 1968
На Новый год я был в яслях Петрушкой. Мне предложили рассказать стишок. Я рассказал, стоя на стульчике:
— Кто тутита у дьей?
Откывайте поскоеей!
Очень хоедно зимой,
Муйка потита домой.
Слышала мою декламацию только стоявшая рядом Нина Александровна (воспитательница), потому что я едва шевелил губами. Дед Мороз дал мне конфету, но это, как заметил папа, был аванс под мои будущие успехи в области декламации.
Разучил я еще одни стишок:
Дед Моез читал газету.
Кто-то выпутил акету.
А в акете узкий паен,
Звать его майой Гагаин.
Папа не без труда перевел его на русский язык:
Дед Мороз принес газету.
Кто-то выпустил ракету,
А в ракете русский парень,
Звать его майор Гагарин.
15 января
Вот уже больше года я веду прилежно наблюдения за луной. Кто знает, может быть, стану астрономом.
Утром, когда мы идем с папой в ясли, я веду с ним такие разговоры:
— Папа, а вон юна.
— Да, мой мальчик, это луна. Она сегодня какая?
— Кугая.
— Правильно, круглая.
Вечером, когда идем из яслей:
— Папа, а где юна?
— Она, Костюша, еще спит.
— А где она пит?
— Солнышко вон туда ушло спать, — видишь, небо там красное?
20 января
Только проснусь утром – говорю маме:
— Я кусать хочу.
— А что ты хочешь?
— Хебом сахаем и масом.
Хлеб, значит, с сахаром и маслом.
В 11 часов ложусь спать, папа гасит свет, и тут я заявляю:
— Кусать. Я кусать хочу.
— А что ты будешь есть? Чтоб тебя и т.д.
— Мне хебом сахаем и масом.
Любимое и незаменимое блюдо! Не будь его, я бы давно протянул ноги. А так поправляюсь. Мой вес – 16 кг 700 г. За последний месяц я прибавил в весе на 600 г, или на 20г в сутки. Кормят нас в яслях, как на убой!
30 января
Однажды к папе в редакцию пришла пожилая тетя. Она пожаловалась на свою соседку, такую же пожилую тетю, которая ее обижает, всячески оскорбляет. Один раз зловредная соседка, не зная, чем ей досадить, задрала юбку и показала ей пятую точку.
— Знаете, — сказал жалобщице отец, — мы тут ничем вам не поможем. Ведь никто при этом не присутствовал, ваша соседка может начисто все отрицать.
— А, у вас с ней тайные связи! – вскинулась женщина. – Не попушшусь! Пойду в прокуратуру жаловаться!
И вот, когда мы ложимся спать, я говорю папе:
— А я на твое место лег!
Отец грозит мне пальцем и приговаривает при этом:
— Не по-пуш-шусь!
Я от души смеюсь. Мне нравится это слово – «попушшусь», оно кажется мне пушистым, как цыпленок.
5 февраля
— Мне туго, туго! – хнычу я, — лежа между папой и мамой. Папа поворачивается ко мне спиной.
— И я спиной к тебе лягу, — говорит мама и поворачивается на левый бок.
— И я пиной лягу, — замечаю я, ложусь на спину и раскидываю руки, как барон.
Папа лежит, прижавшись к холодной стене (тонкий ковер – неважная защита от холода). Мама вист на самом краю кровати, рискуя каждую минуту свалиться на пол. А я блаженствую. Но мое блаженство длится считанные минуты – до тех пор, пока я не усну. Как только я начинаю выводить носиком тонкие рулады, меня перебрасывают на маленькую койку. Я нисколько не вру, потому что однажды я только притворился спящим, и меня понесли на мою коечку. Тут же я настоял на том, чтобы мать легла со мной.
10 февраля
Я правильно расставил все шахматные фигуры на доске. Этот день и следует считать началом моего восхождения на шахматный Олимп. Папа в 32 года дошел только до первого разряда. Какой скромный результат! Превзойти его не составит для меня большого труда.
20 февраля.
Недавно получил теплые шерстяные носки от бабы Вали и бабы Риты. Одни белые, другие черные, одни малы, другие велики. Папа говорит, что это уж такая традиция – бабушки вяжут своим внукам теплые носки, это их святой долг. Тут же он выразил беспокойство за своих возможных внуков. Во-первых, мама не умеет вязать. Во-вторых, в наших колхозах усиленно избавляются от овец, так что лет через двадцать проблема шерсти станет во весь рост. Меня эта проблема мало волнует. У меня есть шерстяные носки на эту и на ту зиму, а дальше видно будет.
25 февраля
Говорю уже хорошо, только иногда переставляю некоторые слоги и согласные, например:
— Нам хоошее кино будут покавызать!
— Слон тоже будет пукАться.
— Пап, давай гаяж стоить! Я один не хочу стовывать!
29 февраля
Мое любимое присловье – «вот так»:
— Как там по башке – улетись на гошке. Вот так!
5 марта
С лукавой улыбкой:
— Пап, ты коеву наисовай, а я титю наисоваю.
Папа рисует нечто вроде коровы, и я провожу от ее брюха черту вниз. Отец добавляет еще три черточки. Оба мы смеемся.
10 марта
Собрал пластмассовые руки, ноги, туловище, голову, кепку.
— Кто получился? – спрашивает отец.
— Олег Попох, — отвечаю.
Когда в яслях отмечался праздник 8 марта, воспитательница хотела, чтобы я прочитал наизусть стихотворение. Я помнил его наизусть –
С праздником весенним и концом зимы
Маму дорогую поздравляем мы.
Мы с папой играем в концерт: выстраиваем все машины в ряд, делаем «гаяж», потом рассаживаем на них всех зверей и людей – «Кота Котапеича», «Льва Петьовича», Маринку, Мишку, «Къекодия Иваныча» и др. Начинается концерт. Выступают по очереди Маринка, Ванюшака, «Буятино» и другие товарищи. Они рассказывают стихи, пляшут, поют песенки. Благодаря этим концертам я и выучил этот стишок. Но рассказывать его в присутствии всех детей и взрослых я не стал, не люблю я эту декламацию и всю эту бутафорию. Зато потом, когда весь этот ералаш в яслях закончился, мы с Наташкой Дубинец сплясали на виду у всех твист. Неплохо у нас получилось. Неожиданно зазвучали аплодисменты. Так нечаянно негаданно я все-таки оказался в центре внимания.
15 марта
— Мам, ти то будешь попукАть в магазине? Беипед?
20 марта
Утром, уходя в ясли с папой, я целую на прощанье маму. После этого каждый раз прошу пить. Мать подает кружку с водой, я пью, и мы отправляемся в путь.
— Ну, Костя, заметил папа не без ехидства, — если ты не научишься целоваться на сухую, придется тебе, идя на свидание с девушкой, брать с собой флягу с водой, термос с чаем или бидон пива!
25 марта
Болею корью. Как уверяют папа с мамой, стал похож на пятнистого олененка – весь покрытый сыпью.
— Костя, будешь есть суп?
— Нет.
— А молоко?
— Нет.
— А хлеб с маслом и сахаром?
— Я устал говорить «нет!»
30 марта
Мама вывела меня из себя, и я ей крикнул:
— Ты, мамка, дуйка, пОняла?
Папа строго заметил:
— Надо, Костик, говорить не «пОняла», а «понялА».
31 марта
— Я сойдат буду и милиционей, вот так!
— Вот если эту кашу съешь, то будешь солдатом, — говорит мама.
— А если еще и этот стакан молока выпьешь, то станешь милиционером, — добавляет папа.
— Мама купит конфеты шоколадные, а тебе, Вовка, не даду!
— Пап, давай новую «Музийку» попотим?
— Посмотри один.
— Нет, вместе, пап, с тобой!
10 апреля
— Папа, ты искуда пьишел?
— Костик, не ходи босиком.
— У меня, пап, одна нОга босИк, а дугая не босИк!
— Пап, давай вот поигьяем.
— Да ты уже, Костик, наверное, наигрался.
— Нет, пап, давай вместе наигьяемся.
20 апреля
Почти каждый вечер рисуем с папой, оба учимся. Отец уже умеет изображать на бумаге грузовую и легковую машины, поезда и домики. Что касается животных, то они у него явно не вытанцовываются.
— Пап, ти то исуешь? – спрашиваю я .
Отец не находит, что ответить. Только когда рисунок готов, он нетвердо, неуверенно так говорит: «бык» (или «слон», или «волк»). Я не спорю, но у меня создается такое впечатление, что папа сам не знает, что у него получилось. Я уже рисую солнышко, пароходы, грузовые автомашины, недалек тот день, когда я достигну папиного уровня «мастерства». Не даются мне только сюжетные рисунки. Отец изображает, как пожарные тушат пожар, как один мальчик падает со второго этажа, а двое других его ловят, как медведь несет на спине корзинку, в которой спряталась девочка Маша, и многое другое. Словом, родитель мой хитрит, берет не точностью детали, а замысловатостью, остротой сюжета.
Некоторые художественные полотна создаю в соавторстве с папой. Он, скажем, рисует автомобиль, я – дорогу, он – печную трубу, я – дым, он – корову, я – титю и т.д.
25 апреля
— Пап, у тебя вот это как коенка.
— Что, локоть?
— Да, екоть вот этот как коенка.
— Мам, ты бабе много вина не наливай, а то она пьяная будет.
Папа рассказывает:
— Воробышек сидел-сидел, а потом взял да улетел.
— А что он взял? – спрашиваю.
— Да ничего не взял. Просто взял, да улетел.
— Да что он взял, еебусек?
— Да ничего не взял. Просто улетел.
Молчу. Теперь мне все понятно.
30 апреля
— Пап, поймай мне воебыска.
— Не могу, Костя: воробышек летает, а я летать не умею.
— А ты себе кыиски сдеяй и тоже поетишь!
У нас сидят за столом соседи – пьют, едят: три семьи «сбросились» после того, как папа, дядя Толя и дядя Алик побелили подъезд, навели в нем лоск и блеск. Около восьми папа и мама собираются в кино и меня собирают.
— А что, — спрашиваю я, — мы будем деять вот с этими… гостями? Куда их девать?
10 мая
— Костик, это у вас новенькая?
— Немного новенькая, немного стаенькая. (речь идет о новой девочке в яслях).
20 мая
ЧМОК (Чудачества Моих ОдноКашников)
Дедушка принес из магазина окуней и говорит своей пятилетней внучке:
— Ну, давай, будем делать им операцию.
Выпотрошил одного, а потом отрезал голову.
— Дедушка, дедушка, когда делают операцию, голову не отрезают!
— Костик, спать хочешь?
— Да.
— Сходи-ка сначала пописай.
— Нет, не пойду. Я на постель напьюдякаю, будет пьюд, и я буду йыбку ловить.
— Иди умываться, молодой человек.
— Я не моедой чеевек, я майчик.
— Пап, что машина бусковает и бусковает?
30 мая
— Пап, вон стоит мииционей.
— Не показывай пальчиком, что нехорошо. Нет, Костик, это не милиционер, а железнодорожник.
— Нет, мииционей. Вот смотри, у него фуяжка.
— Да, но не такая, как у милиционера. У милиционера она красная, а у железнодорожника — вся черная.
— А почему чейная?
— Ну, форма такая.
— А дяде, вот смотйи, не жайко в фуяжке?
— Жарко, конечно, но ему нельзя без нее.
— А почему нейзя?
— Ну, так уж положено.
Ответом я недоволен, но, не желая испытывать терпение отца, замолкаю.
10 июня
Папа в отпуске (как и мама). Он решил свозить меня в Барнаул, чтобы я мог полюбоваться нашей столицей. Всю дорогу, сидя у оконного окна, задавал отцу вопросы, восклицая:
— Вон, гляди, домик!
— Это щиты.
— Да, щиты. А вон маенькая коева.
— Теленок, Костя.
— Да, теенок. А сейчас мы поедем по мосте.
— По мосту, Костик.
— Да, по мосту. А вон мое.
— Не море, а пруд.
— Да, пьюд. А вон, пап, смотьи, машина нас догоняет.
— Она нас не догонит, мы же быстрее едем.
Зверинец не произвел на меня особого впечатления. Уже через 20 минут мне
захотелось мороженого, и мы покинули зоопарк. Тигр, львы и леопарды спали, два медведя боролись, потешали зрителей, но я остался к их возне безучастным. Бегемота я, честно признаюсь, испугался. Любопытно было посмотреть на обезьянок, очень потешные эти мартышки. Обратил я внимание на попугая.
В зоопарке дети катались на карусели, но папа заявил, что у него и без того кружится голова от беготни по городу, шатания по магазинам, от жары. Мама тоже не выразила желания пойти со мной на карусель. Поиграл шагающим экскаватором, который мне купили в «Детском мире», поиграл с тетей-продавщицей – на этом и делу конец.
— Почему мы не катаемся на автобусе? Когда мы поедем на тамае? – приставал я весь день к родителям.
Наконец, мы сели в трамвай и поехали на вокзал. И надо же случиться, что на полпути я заснул! Самое интересное пропустил!
20 апреля.
Съездили в соседнюю Кемеровскую область, в город Белово. В поезде я не давал почитать папе ни минуты, то и дело тащил его в тамбур, где становился на ящик, высовывался из открытого окна и выбрасывал окурки, бумагу, обгоревшие спички. Папа не знал, что мне еще подать, и дал шляпу. Я чуть не выбросил и ее, отец едва успел ее придержать.
Папа показал мне (на свою голову), как в туалете спускается вода. Каждый час я объявлял, что хочу писать, с тем, чтобы сходить в туалет, нажать на педаль и заглянуть в раковину. Все это очень меня развлекало.
— Пап, поезд завоячивает? – спрашивал я без конца, высовываясь из окна.
— Ты что, думаешь, он развернется, и мы поедем домой?
— Да, я хочу домой.
— Но поезд, Костик, — это не трамвай, он идет только вперед.
У дяди Паши я покрутил и телевизор, и радиоприемник, поиграл телефоном, торшером, покатался на машине, побывал на Беловском море, и все же мне было скучно без однокашников, я рвался домой…
Папа и мама награждают меня всевозможными ласкательными именами, как-то: «лапочка», «мальчиш-кибальчиш», «Костюнчик», «Костюшенция». Я не остаюсь перед ними в долгу. Маму я несколько раз назвал «дуячинкой», отца – «паязитом пузатым». «Паразита» папа проглотил, но слова «пузатый» переварить не мог и воскликнул:
— Да ты получше посмотри, у меня и пуза-то никакого нет!
Первый раз пошел в «дежуйку» за хлебом совершенно самостоятельно (о том, что папка крадется за мной, словно шпик, узнал позже). По дороге я энергично махал рукой и выронил 15 копеек. Осталось 5. Мальчик заметил это и помог мне найти пропажу. Вошел в магазин, но сказать, что мне нужно, так и не осмелился. Подошел папа, и я признался, что подобная миссия мне пока не по плечу, я переоценил свои способности.
30 июня
— Ну, и много, ну, и мало.
— Ну, и пойду в ясельки, ну, и не пойду.
Такие мои противоречивые высказывания вызывают у родителей недоумение. Они не хотят понять, что я уже кое-что смыслю в диалектике, что я уже знаю, что такое единство противоречий.
Папа усиленно привлекает меня к поливке овощей (я, кажется, уже упоминал о том, что у нас есть огородик площадью 150 тысяч квадратных сантиметров) – отец так и сует мне в руки маленькую лейку, хвалит меня, хотя я лью воду больше себе на сандалики, чем на огурцы и помидоры. Из папы агроном не получился, так, видно, он хочет сделать агронома из меня.
Двоюродным братьям Юрке и Игорьку, этим, по выражению папы, братьям-разбойникам, нередко достаются от бабушки шлепки и затрещины. Они относятся к этим шлепкам с юмором.
— Бить их до болятки жалко, — говорит старая Михайловна, — а ударишь не до болятки, — они только смеются, язви их, ребятишечек таких!
Мне тоже иногда достаются от мамы шлепки. Это обычно приводит меня в веселое расположение духа. Я распеваю:
— А мне не больно! Курица довольна!
Папа совсем меня не бьет, всегда старается воздействовать словом, уговорами. Зато я иногда поколачиваю отца – когда, скажем, он отказывается сделать мне рогатку или лук. Достается на орехи и маме. Перепадает и деткам. Вообще, в последнее время у меня частенько чешутся кулаки…
Брежу по ночам:
— Андьюшка, отдай машину! – плачу, прошу, требую.
1 июля
Сегодня я уже не в яслях, а в детсаду. Перевели, на третий год в яслях не оставили.
День прошел хорошо, меня никто не обидел. Ну, а мне некого обижать, тут все большие.
Один раз сконфузился – не смог сам надеть майку. Выручил сосед по дому Саша Веремеенко., он помог мне выпутаться из майки, а потом и распутать ее.
Папа в знак благодарности купил воспитательницам и няням из яслей бутылку шампанского: веселитесь, заслужили!
Вечером пошел дождь. Сидим с отцом в беседке, а вокруг так и полыхают, так и пляшут молнии, а гром бухает так, словно где-то рядом забивают гигантские сваи.
— Костик, ты грома не боишься?
— Нет, гьема не боюсь.
— А молнии?
— И молнии не боюсь. А гьезы боюсь. А ты, пап, боишься?
— Немножко боюсь, немножко не боюсь.
— Потому что ты большой, да?
— Да, Костюша.
— А я не большой, но смелый!
10 июля
Первые дни я чувствовал себя в садике неуютно, все мне было чужим, даже те детки, которые вместе со мной перешли сюда из яслей, даже молодая воспитательница «Ваентина Даниевна». Папа оставлял меня у ворот, я со слезами на глазах пересекал площадку и догонял его. Он брал меня на руки, перетаскивал через оградку и сам чуть не плакал.
— Пап, ты за мной пьидешь?
— Ну, конечно, Костюша.
— А ты мне игьюшки заяботаешь?
— Заработаю, мой мальчик. Но деньги нам дадут еще нескоро…
Сейчас я чувствую себя в детсаду как дома, обжился, кое-кого даже поколачиваю, а воспитательнице показываю свой «ндрав» — как набычусь, так ничего она от меня не добьется…
Каждый вечер ходим с папой на огород, он потчует меня зеленым горошком.
— Костик, ты сам стручки не рви, а то ты не знаешь, где тонкий, где толстый.
— А надо йвать тойко тойстые?
— Да, Костюша, тоненькие повисят и тоже толстыми будут.
— Пап, а вот этот можно сойвать?
— Ну, раз сорвал, так можно.
— А этот?
— Да ты сначала спроси, а потом срывай!
Но из этого ничего не получается: сначала я рву стручки, а потом спрашиваю совета у папы.
Горохом я щедро наделяю друзей. Папа этому дважды рад! Во-первых, его сын учится быть щедрым, во-вторых, меньше опасности, что у меня заболит животик.
20 июля
Лариса Лихачева вынесла в беседку милицейскую фуражку отца.
— Лариса, дай, а! Я только надену и отдам!
Сначала она отказывается дать, но в конце концов фуражка пошла по рукам.
— Отдайте! – кричит, чуть не плача, Лариса. – Отдайте, а то папе скажу, и он вас в камеру посадит!
«Игрушку» ей вернули.
— А что такое камера? – спросил Саша. – Это такое колесо, да?
Понял, что такое человеческая неблагодарность. Дал Алешке Корнееву несколько стручков гороху. Ему показалось мало, он потребовал еще. Я не дал, и тогда Алешка поднял с земли большой булыжник и ударил им меня по лицу. Я поднял страшный рев. Когда папа с мамой подбежали ко мне, я стоял в согнутом положении, и из носа у меня хлестала кровь. К счастью, рядом оказалась холодная вода, кровь быстро остановили. Над глазом у меня была ссадина, из нее тоже сочилась кровь.
Мама взяла меня на руки и понесла к матери Алешки, которая стояла неподалеку. Это учительница, большая такая и плотная тетя. Часто можно слышать ее оклик: «Алеша, не ходи далеко, а то я тебя накажу!»
— Вот, полюбуйтесь, что ваш Алеша с нашим сыном сделал, — сказала мама с возмущением.
— Ему самому недавно чуть глаз не выбили, — совершенно спокойно ответила Корнеева.
Она и не подумала выразить нам какое-то сочувствие, наказать или хотя бы дать выговор Алеше.
— Пойдем отсюда, пойдем, — сказал маме взбешенный отец.
Вся общественность двора горячо сочувствовала мне. Мальчишки строили планы, как они пойдут в соседний двор и изобьют Алешку.
На следующий день я не пошел в садик – заболел свинкой, но от отца я узнал, что Алешка и в садике заклеймен как разбойник, садист и головорез.
Алешка показал, что такое неблагодарность, но в конце концов справедливость восторжествовала и порок наказан – если не физически, то морально.
Ничего в первые дни болезни не хочу есть. Вафли, борщ, молоко, огурцы – все отвергаю. Только горох зеленый ем с удовольствием и еще прошу.:
— Мам, дай мне супа беего!
— Белого супа? А, молочного?
— Да, моечного.
Суп-лапшу молочную ем с аппетитом.
В первый день то и дело просил, чтобы мама приложила к ушку грелку. Лекарства решительно отвергал. После того, как мама с папой попытались силой затолкать мне в рот измельченные таблетки с сахаром, они мне стали особенно противны. Но на второй день мне стала ненавистна грелка.
— Ючше я вот эти… табьетки скушаю…
И съел. И ничего. Они даже не горькие.
30 июля.
Как подметил отец, в дни болезни я стал большим резонером.
— Эти цветочки не надо йвать, — поучаю папу, когда мы приходим на огород, — из них гоешек поючится.
Слова тяну еще сильнее, чем раньше, речь моя, по замечанию все того же родителя, напоминает резину или патоку.
Часто предаюсь воспоминаниям.
— Пап, помнишь, как мы с тобой ибачили? Я лежал на койке и тянул йемень. Потянуй, а это ботинок оказайся! Ты пьивязай!
— Помню моя худышка, помню, — отвечает отец, — и у него навертываются на глаза слезы, когда он видит, какие у меня тонкие ручки и ножки.
Итак, хотя я за время болезни похудел, я стал умнее, милее, к тому же вытянулся и стал длинным, как жердь. По теории отца, здоровый человек растет только ввысь, а больной вытягивается в оба конца. Этим и объясняется мой скачок в росте.
10 августа
Нет, все же детсад не стал пока для меня родным домом. Каждое утро, прежде, чем пойти к своим однокашникам, я ставлю родителям какое-нибудь условие.
— Мам, ты за мной яно пьидешь?
— Пап, а ты купишь сгущенного моека?
(Папа перетаскал мне из военного городка чуть ли не все банки со сгущенным молоком).
— Пап, я пойду в гьюппу.
Отец идет на хитрость: не толкает меня насильно в загон для ребятишек,
именуемый детсадовской площадкой, а провожает наверх, мы прощаемся без слез на лестнице, я иду наверх, убеждаюсь, в том, что в комнате никого из детей нет, спускаюсь вниз и иду в «загон». Ох, и хитер мой папка!
20 августа
— Вовка, прокати меня.
— Велик спущен.
— А ты напусти его.
Каждый вечер 1-1,5 часа посвящаю рисованию. Папа купил мне цветные карандаши (с трудом достал, их почти не бывает в продаже). Больше всего рисую красным карандашом. Кроме красного различаю желтый, зеленый и коричневый цвета. Синий все никак не могу запомнить. Родители только успевают подтаскивать мне бумагу – я бойко заполняю рисунками большие и малые листы.
В АЛЕЙСКЕ
— Надо бы бабин дом съемать и побьиже поставить, а то он даеко.
— Мам, смотри, какя сьива, — говорю, стоя около дерева сливы, с которого мать и бабушка собирают плоды. Закрываю глаза и строю гримасу. Так я вышел из положения, забыв слово «кислая».
30 августа
Сашин папа съездил в Ленинград, в Крым, и теперь их семья собирается ехать на Черное море. Это вызвало у меня много размышлений и переживаний.
— Пап, купи Енингъяд.
— Что, Ленинград?
— Да.
— Да как же я его куплю, это же город!
— А помнишь, ты покупал на вокзае.
— Может, виноград? – допытывается отец.
— Да, виногьяд.
— Пап, мы вот еще яз в садик сходим и поедем на машине к синему мою, да, пап?
— Может, к Черному?
— Нет, к синему.
— Пап, ты мне печеники купил?
— Нет, Костюша, забыл.
— А почему?
— Ну, забыл, и все!
— А ты, пап, не забывай!
— Пап, наисовай мне кьясную машину пожайную, котояя домы затушает.
— Такие «пожайные» машины не бывают.
Гремит гром. Под его грохот декламирую:
Гьем гъемит, земля тъясется.
Поп на куице тьясется.
Попадья идет пешком,
Подгоняет емешком.
Папа не без труда перевел это на русский язык:
Гром гремит, земля трясется,
Поп на курице несется,
Попадья идет пешком,
Подгоняет ремешком.
ЧМОК
Игорек Рябушкин:
— У меня велик на одной колесе – я на нем кататься не умею.
— Пап, возьмем эту киску домой?
— Зачем, Костюш, у нас ведь и мышей-то нет, нам кошка не нужна.
— А я, пап, на охоту пойду и привезу мышей.
К ужасу отца, в моей речи все больше появляется всяких сорняков, и чем яростнее папа с ними борется, тем пышнее становятся их букеты.
— Кого мы будем есть? В кем я пойду на улицу? – спрашиваю я, и папа приходит в ужас.
— Вот така, — замечаю я.
— Что это еще за «така»? Как надо говорить?
— Тама.
— Не тама, а как?
— Тута.
— Еще лучше! Не «тута», а «тут».
— Здеся.
— Не «здеся», а как надо говорить?
— Тута.
— Тьфу!
Папа окончательно теряет надежду наставить меня на путь истинный, только руками разводит.
До этого папа торопил меня:
— Хоть бы ты быстрее рос, Костик!
Сейчас он меня уже не торопит, более того, даже удерживает меня:
— Подольше б ты, Костюш, оставался таким, как сейчас!
Но, назло ему, я расту, меняюсь с каждым днем.
Каждый день мы затеваем с папой одним нам известную игру.
— Скажи скорей на ушко, кого любит Костюшка? – спрашивает отец, подставляет ухо и замирает в сладостном ожидании.
— Раз! – я щелкаю его по ушной раковине.
— Ах, ты плут-плутище! – притворно удивляется и возмущается родитель. – Ну, скажи же!
Он снова подставляет ухо и снова получает щелчок.
В третий раз я, наконец, кричу:
— Па-пу!
Отец, довольный, смеется.
— А теперь я скажу, кого люблю.
Я подставляю ушко.
— Андрюшку!
Потом:
— Игорька!
И, наконец, в третий раз:
— Костюшку!
Мы оба улыбаемся, смеемся, обнимаемся или целуемся, довольные игрой.
10 сентября
Еду на своем трехколесном велике за Алешей, который мчится на своем двухколесном.
— Аеша! – кричу ему. – Сейчас я возьму тебя на таян!
На таран, значит.
— Костик, пойдешь в кино?
— А какое будет кино?
— Военное, интересное.
— Нет, военное я не хочу. Хочу смесное.
Каждый вечер ходим с папой за молоком. Тетя, у которой мы его покупаем, живет за линией. Отправляемся в путь в 10 вечера, в это время уже темнеет.
У большой дороги останавливаю папу:
— Подожди, посмотъим, какая это машина.
— Да мы издалека посмотрим, предлагает отец.
— Не, подождем здесь.
— Пап, смотъи, зеленого света нет, только кьясный. Почему?
— Поезда, Костик, нет, поэтому зеленый свет и не загорается.
— Пап, давай побежим под гойку.
— Побежали!
— Смотьи, пап, там яма. А как машины здесь идут?
— Костик. Смотри, какой вон в том окне красный свет.
— Пап, ты не говои, я сам увижу.
— Смотьи, какое вон там окно!
— Там, Костюша, горит лампа дневного света – длинная такя трубка.
— А вот этот домик стаыий, да, пап?
— Да, Костик, и бабушка здесь живет тоже старая.
— А вот этот домик новый, и бабушка живет тут новая, да, пап?
Выходим за калитку.
— Пап, дай попить моечка.
Отец снимает крышку с бидона, я пью теплое, парное молоко. Тем же путем шагаем домой.
ЧМОК
Сосед Глазковых, пенсионер, одноногий дядя, получил «Запорожца». Миша Глазков слышал от своего дедушки, что тому на войне хотели отнять ногу, только благодаря стараниям хирурга дед ее сохранил.
Семилетний внук говорит:
— Зря ты, дедушка, не дал тогда себе ногу отрезать, сейчас бы и у нас машина была!
Наташа Клевцова, моя однокашника, подружка по детсаду, наотрез отказалась надевать шапочку.
— В чем дело, почему тебе шапочка стала не нужна? — спросила ее мать.
— Костя ГосЕн сказал, что мне лучше носить панаму, — не сразу созналась Наташа.
— Костик, почему Наташе надо носить панаму, а не шапку? – спросила меня Наташина мать.
— Потому что! – лаконично ответил я и убежал, смущенный.
У нашего Вовки есть два имени: краткое – «тот» и полное – «тот паразит».
Меня родители тоже как только не называют! Например, отец называет меня простачком, лопухом, а мама – «простодырым», за то, что я готов раздать ребятишкам все, что выношу на улицу, — конфеты, хлеб, печенье, яблоки. Охотно даю ребятам и свой велосипед.
У Игорька Рябушкина, моего нового друга, маленький велосипед, и он всегда норовит прокатиться на моём, большом.
— Костя, — говорит он, — давай играть. Я буду папа, а ты — сынок.
— Нет, я буду папой.
— Так ты уже был в садике, теперь я буду отцом.
— Ну ладно, давай игьять.
— Нет, давай покатаемся.
— Давай. А почему ты сей на мой велик?
— Так папы же на больших великах катаются, а сынки – на маленьких.
Так Игорек обвел меня вокруг пальца, ноя, по своей «лопушистости» и «простодырости» не заметил подвоха.
— Пап, ну когда мы машину выигьяем и поедем к синему мою (морю, значит)?
— Да, может, мы, Костюша, еще и не выиграем по лотерее.
— А почему?
— Да потому что не все выигрывают, кто-то и проигрывает.
— А ты в гаяж пойди и выигьяй.
Папа несколько раз рассказал эти стихи, наконец, я их запомнил и вылепил отцу:
Ты давай, давай, давай,
Газеточки почитывай,
Газеточки почитывай,
Меня пеевоспитывай!
— Пап, смотьи, какя юна бойшая и кьючяя.
— Как медный таз, да, Костик?
— Нет, как коебок.
— Как колобок? Да, это ты неплохо подметил!
Мое сравнение понравилось, выходит, я умею наблюдать.
— Вот выясту бойшим, — говорю родителям, — и не будет у вас сынка.
— Сколько бы ты ни рос, — объяснили они мне, — все равно ты останешься сыном, нашим сынком.
Через несколько дней заявляю:
— Я выясту бойшим-бойшим и опять буду сынком!
20 сентября
— Пап, смотьи, ыба ет язевает, а говоить не умеет.
Я: — Давайте в бойницу поигьяем.
Игорек: — А у тебя дома трубка есть – лечить?
Алеша: — Нет.
Игорек: — А укол?
Алеша: — Нет.
Я: — Пап, выйгяй самоет, с кьестом чтобы.
Папа: — С крестом? Санитарный, что ли?
Я: — Да, санитайный.
Мама: — Ты что, Вовка, сегодня получил?
Вовка: — Тройку по алгебре.
Я: — А у меня четвейка на лесипеде.
Папа: — Может, не четверка, а восьмерка?
Я: — Да, восьмейка.
Снова пристрастился к просматриванию большого «Крокодила».
— Вот «скояя помочь» и вот «скояя помочь». Много помочев.
— Смотьи, пап, скойко бумагов!
— Вот атена и вот атена.
— Это, пап, не легковая машина, а гьюзовая! Такие легковые не бывают!
— Пап, вот эти дядьки нехоешие, а этот конька хоеший!
— Это ваенье немножко вкусное, немножко невкусное.
У отца журчит в животе.
— У тебя, пап, вода в животе.
— Ну и что же?
— Ты утонешь, вот така!
30 сентября
— Пап, я буду игьять куле дома.
— Мам, будь куле нас.
«Куле» — это не что иное, как «около».
Папа находит, что у меня неплохие познания в области географии. Стоим на железнодорожной линии. Показываю ручкой
— Баба Валя живет вон там, а баба Ита – вон там.
Никогда не ошибаюсь.
А потом дома, в комнате, тоже правильно показал, в каком направлении надо ехать к бабе Рите, а в каком Вале. Заслужил похвалу отца.
— Смотри, пап, у собачки шубка.
— Да, Костик, совсем как у тебя, черная.
— Нет, у меня на шубке белые елочки, а у собачки их нет.
— Я вот на этот стойб залезу!
— Как ты на него залезешь?
— Поеду на бабе Вале, пойду в ядиоузей, возьму кошку, надену на ноги и заезу!
10 октября
Папе:
— Пузатый баловник!
Идем вечером в кино.
— Мам, смотри, сколько на небе точек!
— Звездочек, Костя?
— Да, звездочек. Вон, смотьи, большая Медведица!
— Правильно, Костюша! Это кто тебя научил? Папа?
— Да, папа.
— Пап, выигьяй якету, и мы поетим с тобой в Космос!
Папа ждет, когда я усну, чтобы выдворить меня с большой койки и занять свое место у стенки. Но я проявляю большую бдительность!
Прослушав последние известия, отец проходит в спальню и хочет включить настольную лампу, уверенный, что я уже сплю. Но я буквально ошарашиваю его своим пожеланием:
— Спокойной ночи, пап!
Отец уходит в другую комнату и долгое время сидит там в темноте, тихий, как мышь, а когда, около 12 часов, он снова крадется в нашу комнату, я в третий раз за вечер говорю ему от всей души:
— Спокойной ночи, пап!
20 октября
С увлечением учу стихотворение С. Михалкова «А у вас?»:
А у нас сегодня кошка
Родила вот этих…котят.
Котята немного выросли,
А кушать из блюдца не хотят.
Папа читает «Сказку о золотом петушке»:
— Это, Костюш, раньше были цари, а сейчас их нет. Давно они были.
— Когда было темно, да, пап?
Едем к бабушке Рите в Тальменку. Только отъехали от Барнаула, я заявил:
— А я вижу бабы-Итин огород!
30 октября
Вот мои основные временные представления:
1. «Только щас» — сразу, немедленно, тотчас.
2. «Когда темно было», «вечером» — недавно.
3. «вечером» — в скором будущем.
10 ноября
Каждый вечер играем с папой в шахматы. Партия еще только переходит из дебюта в миттельшпиль, а я уже кричу, радостно подпрыгивая:
— Ты выиграл, ты выиграл!
— Да тут еще, Костик, неизвестно, кто выиграет, — скептически замечает папа.
— Нет, ты выиграл! – настаиваю я на своем.
Отец не поймет истоки моей радости и моего воодушевления: то ли я доволен и горжусь его успехом, то ли считаю, что цель шахматной игры – проиграть, то ли рад тому, что партия окончена, и можно вытворять на доске другие, не шахматные фокусы.
Мы играем, к слову сказать, в такую игру: белые фигуры окружают и берут в плен черные, а потом черные хитростью вырываются и берут в кольцо белых. Так продолжается до тех пор, пока одному из нас (чаще всего, папе) это не надоедает. Раздосадованный, я начинаю швырять фигуры. Тут отец собирает их и доску кладет на шкаф. Игра окончена.
Прихожу из детсада и потчую родителей такими стихами:
Дядя летчик молодец,
Ему по лбу огурец!
20 ноября
— Что ты сказала? – переспрашиваю свою соседку Свету.
— Ты мне мешнул, и я забыла, — ответила он.
— Я раньше говорил Саса, — улыбаясь, вспоминаю я.
— А теперь как ты называешь своего друга Сашу? – интересуется отец.
— Шаша, — отвечаю с гордым видом.
— Мам, почему у этих девочек нет папы?
— Нет, Костик, он умер.
— Я хочу, чтобы у них был папа!
— Ну, отдай им своего!
— Нет, не отдам!
— А что, он тебе нужен?
— Да, нужен.
30 ноября
— Где же мои тапочки? Вон второй, а где же первый?
10 декабря
— Дедушка, это твои зубы?
— Да, Костя. Ты только смотри, не урони их, а то останется дедушка без зубов.
— А во рту у тебя есть зубы?
— Есть, но мало.
— А остальные где, убежали?
— Да, убежали, и я не смог их догнать.
Сегодня мне исполнилось четыре года. Я угостил всех ребят нашей группы и свою воспитательницу конфетами и печеньем. Мне в детсаде подарили кота в сапогах, а точнее, котика в сапоге. Такова уж у нас традиция: задаривать именинника, заставлять его раскошелиться.
Иду с мамой через линию и говорю:
— Я люблю тебя, папу, Вову и себя. И еще люблю мою шубу.
Переходим с папой через ту же линию, и в глаз мне попадает крохотный уголек: мимо прошел паровоз. Щурю глаз, не могу смотреть им, больно.
— Может, к Анне Романовне зайдем? – предлагает папа, когда приходим в детсад.
— Нет, не пойдем, — отвечаю я .
Я сразу перестаю моргать, раскрываю глаз. Стоило отцу упомянуть о нашей
медсестре, как кусочек шлака выскочил. Хорошая она тетя, но лучше лишний раз к ней в кабинет не заходить…
20 декабря
Воскресным утром, лежа в постели, говорю маме:
— Давай, ты будешь Костюха, а я мама.
— Ну, тогда вставай, затопляй печь, а я полежу.
— Нет, ты будешь мамой, а я Костюхой!
Уже считаюсь с общественным мнением:
— Костя, пойдем кушать.
— Нет, я еще тут не докрасил (в последнее время каждый вечер раскрашиваю картинки в «Крокодиле», подрисовываю дядям и тетям усы, папиросы, очки и прочие атрибуты).
— Потом закончишь.
— Нет, что люди скажут, если я не докрашу!
— Костя, не вздумай пойти без шапки.
— А я вздумал.
1 ЯНВАРЯ 1969 ГОДА.
Дней за 10 до Нового года я каждый вечер спрашивал отца:
— Пап, почему у нас нет елки?
— Видишь, Костя, какая зима стоит: то морозы сильные, то бураны. Машины до бора не могут доехать, и елок, наверное, ни у кого не будет.
Казалось, так и будет. Но вечером 31 декабря почти у всех появились елочки – у Слепухиных, у Кудилиных, у Семендяевых. Достали и мои родители елочку. Правда, пришлось собирать ее из маленьких веточек, но какая беда! У районной елки, что стоит на площади, и которую мы с папой то и дело ходим проведывать, остов металлический, что дало право отцу сострить:
В «сельхозтехнике» родилась елочка,
В мастерской она росла.
Я принял самое деятельное участие в украшении импровизированной елочки. Папа с мамой вест вечер просидели у соседей, пили шампанское, «Российскую», коньяк и еще какую-то гадость. Я заснул рядом с папой, на диване.
10 января
— Ты где, Костик, был? – спрашивает меня дядя Кузя.
— На работе.
— А что ты делал?
— Ничего не делал.
— Вот здорово: на работе был и ничего не делал!
— А разве это такая уж редкость? – заметил отец.
Когда я услышал, что дядя Юра, который работает вместе с папой, выиграл мотоцикл, я заплакал.
— Когда же ты, пап, выиграешь машину? – спросил я сквозь слезы, и была в моем укоре такая искренность, что папа почувствовал себя виноватым.
— Ладно, в следующий раз обязательно выиграю! – пообещал он. А что ему еще оставалось?
— Я напАхнулся, — сообщил я родителям, смочив свой чуб одеколоном.
20 января
Папа продолжает учить меня русскому языку.
— Ты, мамка, дурак, — говорю я.
— Надо, — наставительно замечает отец, — говорить не «дурак», а «дура»: «ты, мамка, дура».
Мама почему-то не согласилась с отцом…
Неожиданно (для папы) увлекся морем. Когда отец пришел за мной в детсад, я попросил, а потом и потребовал, чтобы он достал мне «морячку».
— Морячку? Что еще за морячка? – бросил родитель раздраженно.
— Ну, морячка, которую носят моряки.
Но отец так ничего и не понял.
Только дома он уразумел, что мне нужна бескозырка. Дело в том, что в садике нам давали играть бескозырки, а я не наигрался. К счастью, на другой день с нами занималась наша соседка Екатерина Федоровна, она принесла бескозырку домой, я носил ее два вечера, насладился ею вполне.
30 января
В субботу вечером я лег спать натощак. В воскресенье встал голодный, как волк. Мама принесла колбасы, дала по несколько кружков мне и Свете. Эти кружки только раздразнили мой аппетит…
Порадовал родителей четверостишием:
Туба-та, туба-та,
Я поеду в Алма-Ата.
Председателю скажу,
Что я замуж выхожу!
8-летний Миша Глазков взял ручку с красными чернилами и ставит в тетради отметки.
— Ты, наверное, учителем будешь? – спросили его родители.
— Да, буду, — ответил он, — если в то время будут красные чернила.
… — Я еще хочу, — сказал я.
— Больше нет, — ответила мама.
— А вон у Светы.
— Света уже все скушала.
— А зачем? Пусть она больше ко мне не приходит, вот так!
10 февраля
Пошел в гости к Свете, а тут как раз погасили свет. Тетя Валя зажгла лампу, закрыла дверь на ключ и ушла за водой. Неожиданно для мамы я поднял большой рев.
— В чем дело? – спросила меня мама через дверь. – Почему ты плачешь?
— Здесь будет пожар! – вопил я. – Тетка Валька – дурка!
— Почему?
— Она стекло разбила, и лампа теперь горит без стекла. Пожар будет!
— Да не будет пожара, — успокоила меня мама. – Сейчас тетя Валя придет, откроет.
В самом деле, она скоро пришла. Я был настолько напуган видом горящей без стекла лампы, что в этот вечер сидел дома и о Свете даже не заикался.
Мою двоюродную сестренку Свету папа метко окрестил «буквой О». Она долго держит раскрытым свой ротик, и похож он, в самом деле, на букву «О».
20 февраля
Мама купила поросенка.
— Я хочу свинятины, — заявил я, услышав, что на сковородке зашипело мясо.
У моей соседки и подружки Светы есть нехорошая привычка без конца
повторять какую-нибудь фразу, порой несуразную.
— Ели черти колбасу… Колбасу… Колбасу… Ели черти колбасу. Ели черти колбасу. Колбасу. Колбасу.
— Мы идем с тобою не парад. На парад, на парад. Мы идем с тобою на парад!
И так далее.
Если бы папа с мамой ее не одергивали, она бы, видимо, никогда не
остановилась. Но родителям такие штуки быстро приедаются, и больше трех-четырех раз они не дают Свете произнести полюбившуюся ей фразу.
— Пап, пора нам переезжать.
— Почему?
— Стенка вон там треснулася.
28 февраля
В это утро я встал, что называется, с правой ноги. Настроение у меня было расчудесное. Первыми моими словами было:
— Мам, летом купишь мне много-много петушков на палочках?
— Куплю, сынок.
— Я их все-все раздам, а ты еще купишь!
Эта моя реплика повергла родителей в изумление. Они от души посмеялись. А что тут смешного?
За стеной заплакал Олежка – мой юный друг.
— Он меня ищет, — заявил я и пошел к соседям.
Чудак этот Олежка: русского языка еще не знает, а уже изучает казахский:
— А-та — говорит.- Ата!
Отец, значит.
— Смотри, сколько бабов снежных!
Это уже мое словотворчество.
10 марта
Умею уже писать, помню слова: «папа», «мама», «Костя», «кот», «дом», «баба». Трудно мне дается буква «Д». Пишу сначала букву «П», а потом под ней рисую разные подпорки. Один раз у меня получился пароход. То, что вначале было буквой «П», стало пароходной трубой. Я уж заодно дым нарисовал, для полноты картины. Папа от души посмеялся. Надо сказать, что он не очень настаивает на том, чтобы я учился грамоте, хочет, чтобы все получилось само собой.
Отец очень жалеет, что в продаже нет кубиков с буквами. Я тоже жалею. Мне уже надоело быть малограмотным. Папин «ликбез» мне по душе.
20 марта
— Голод не тетка, — замечает папа.
Я строго поправляю:
— Не тетка, а тетя.
— Мама, ты меня больше не смеши, а то я опять начну якать.
— Может, икать?
— Да, икать.
И точно, через минуту я начинаю якать, то есть, икать.
Со вкусом рассматриваем с мамой тети-Катину «Книгу о вкусной и здоровой пище».
— Ну, теперь отнеси ее тете Кате.
— Нет, пусть она у нас ночевает!
— Ну, вы поели?
— Я поел, а Игорек еще едит.
30 марта
У меня было с мамой несколько скандалов из-за того, что я не хочу надевать новую одежду. Стало теплее, и мама с папой решили вместо шубы надеть не меня пальто. Я поднял большой шум. Родители настояли, правда, на своем, но мы с отцом шли до детсада, не разговаривая.
Мама купила мне теплые ботинки и принесла в садик, но я наотрез отказался их надевать.
— Они дрянные, дрянные! – кричал я.
Но на дворе было сыро, и мама не уступала. Мне даже слегка перепало в присутствии ребятишек. Кончилось тем, что я все же надел ботинки.
Я крайне неохотно меняю носки, рубашки, штанишки.
— Какой противный! – негодует мам. – С этих пор уже разбирается в одежде!
Но отец и в этой моей черте увидел нечто привлекательное.
— Да он же не против новой вещи! – возразил отец матери. – Он не хочет расставаться со старой – вот в чем заковыка! Костик уже умеет привязаться к вещи, а это не так уж плохо. Тот, кто не дорожит своей одеждой, своей обувью, немногого стоит!
— Кто там психовает? – спрашиваю в раздевалке детсада. Мне не видно, кто там шумит за колонками.
— Пап, а я умею залезывать и слезывать с трактора.
Речь идет о катке, который оставили осенью у нашего дома после того, как кончили асфальтировать улицу. Каток оказался хорошей игрушкой!
— Пап, восемь – это много?
— Много, Костюш.
— А шесть – это много?
— Это уже поменьше.
— А один – это много?
— Много, если это один нехороший мальчик.
— А один хороший мальчик?
— Один хороший мальчик, если его зовут Костей, — это тоже много!
— Из снега, пап, будет вода, а из воды будет лето!
10 апреля
— Пап, у нас в Топчихе, правда, много морей? А в Алейске, у бабы Вали, одно только море!
Воспитательница Екатерина Федоровна застала меня в туалете детсада за интересным занятием: я пел песни. А где еще петь, спрашивается? Только в туалете и можно насладиться пением.
20 апреля
Тетя Валя угостила меня лимоном.
— Его надо сахаром посолить, — сказал я маме.
Я никак не находил себе места. Точнее, родители не знали, куда меня положить: я не против был еще много лет спать вместе с мамой, но этот вариант их почему-то не устраивал. Спать на маленькой коечке в детской комнате я отказался. Переставили коечку в спальню, но и на это я не согласился, потому что был разлучен с мамой. И вот, в один прекрасный день, а вернее, вечер, маму вдруг осенило.
— Эврика! – воскликнула она и предложила папе поднять мою коечку.
— Ну, куда ее еще нести? – недовольно спросил папа.
— А вот сюда ее поставь, рядом с нашей койкой, — торжествующе ответила мама.
Эта пертурбация имела самые добрые последствия, сейчас все довольны: и я, и мама, и папа.
Папа отдал должное – да что там, спел гимн! – догадливости и находчивости мамы. Я лично ничего не выиграл, но, с другой стороны, ничего не проиграл.
— Костик, я поеду в Алейск, сказала мама.
— А зачем? – задал я традиционный вопрос.
— Надо съездить за сапожками – баба Валя мне купила.
— А кому я волоса буду теребить?
— Папе потеребишь.
— Нет, папе не хочу.
— Почему?
— У него простые волосы, а у тебя черные!
— Пап, я нашел стакан.
— Где же он?
— Он в этой вот луже захлебнулся.
30 апреля
Мы были с мамой у Слепухиных. Я попросил у Алеши колбасы.
— Ты что, Костя, у нас же дома есть колбаса!
Но когда мы пришли домой, оказалось, что меня обманули.
— Мам, ну зачем ты пошутила, что у нас есть колбаса, — сказал я с обидой.
10 мая
Все еще вместо «или» говорю «ну ли». Чтобы высмеять меня, папа сочинил такой стишок:
Как у нашего Костюши –
Ну ли у сынули –
Все друзья давно в постельках,
Все давно уснули.
Только Костя наш не спит,
Все, ворочаясь, сопит.
Кстати, о стихах. Мне дали выучить к Первомаю небольшое стихотворение «Флажок». Я никак не мог запомнить первую и вторую строчки. Папа совсем отчаялся, руки у него опустились. Но в последние дни я «поднажал» и выучил стихотворение. Рассказал его без запинки и получил одобрительный отзыв Лидии Петровны.
20 мая
— У меня велосипед сломался.
— Вот тебе на! Что ж мы теперь делать будем?
— А что? Купите новый!
30 мая
У меня новое увлеченье – вырезать из журналов картинки. Кромсаю «Мурзилку», «Веселые картинки», а теперь добрался и до папиного «Крокодила». Говорю Свете:
— Мне четыре года, а я вот какую красавицу вырезал!
— Костик, иди суп есть.
— Я не хочу. Он нехороший, в нем черви плавают.
— Какие черви! Это вермишель.
— Все равно не хочу.
10 июня
Через день ходим на огород, поливаем грядки и лунки. С лейкой в руках я ношусь между этими грядками и лунками, как угорелый, а отец с матерью то и дело вскрикивают: боятся, что я все потопчу. Иногда к нам подходит дедушка, у которого мы арендуем участок, он обычно держит в руках пучок щавеля, растущего в его палисаднике. Папа уминает этот щавель, как кролик, да и я им не брезгую.
Рядом раскинулся пруд, и мы ходим с папой за водой к этому пруду.
— Пап, смотри, какая красивая дорожка! – восклицаю я, увидев, как по водной глади пляшут солнечные блики.
— Да, — соглашается отец. – Золотая дорожка.
— Да, — подтверждаю я , — Золотая дорожка!
У нас с ним на многое общие взгляды, мы многое видим одинаково.
Мама посеяла вдоль дорожки столовую свеклу, он взошла (свекла, конечно, а не мама), и я, увидев эту изогнутую дугой зеленую стежку, воскликнул:
— Погляди, пап, поезд!
— Да, правильно, — обрадовался отец. – Пассажирский поезд с зелеными вагончиками, да?
— Да!
— А паровоза нет. Впрочем, постой: вон тот подсолнух, чем не тепловоз? Он и тянет наш поезд.
Мы от души обрадовались сравнению, найденному мной и развитому папой.
20 июня
— Мам, тебя папа трогает?
— Нет, а что?
— А Светин папа маму трогает.
— Да, подтверждает Света, — он с ней играет!
30 июня
Чуть ли не каждый день ходим с папой купаться на пруд. Если в прошлом году я как огня боялся воды, то этим летом смело лезу на глубину, или, как я выражаясь, на «глубочину», так, что папа должен меня останавливать. Подолгу барахтаюсь в воде и на вопрос «может, хватит?» — неизменно отвечаю «нет».
Одна девочка не хотела купаться, рвалась на берег и то и дело обращалась к своей маме:
— Пойдем на дно!
10 июля
Через день ходим на огород. Меряюсь ростом с подсолнухами.
— Пап, я выше?
— Да, пока ты выше, но после завтра придем, и выше будет уже подсолнух.
Приходим в огород – и точно, отец оказался прав. Желтая шляпа возвышается над моей головой.
— Пап, у нас много подсолнухов цветет?
— Пока три.
— А у дедушки и бабушки?
— Тридцать три.
— А это много или мало?
— Много, конечно.
— А миллион?
— Это еще больше. Вон, видишь, деревья стоят?
— Да, вижу.
— Так вот, если со всех этих тополей сорвать листья, будет миллион.
— Ого, много как!
20 июля.
Первый раз поехал с папой и мамой по ягоды. Два с половиной часа ехали: в одном колке трава скошена, в другом клубника не росла никогда. Наконец, сделали остановку. Одни пошли в один колок, другие – во второй. Папа с мамой пошли разными путями. Я увязался с отцом. Нужно было перейти широкое пшеничное поле. Я устал, папа сжалился надо мной и понес на шее. Ходили мы, ходили, наконец, набрели на ягодное место. Папа и дедушка Маркович стали усердно рвать клубнику. Я помогал отцу. То и дело я оказывался перед Марковичем. Наконец, отец меня просветил:
— Костя, не надо рвать ягоды перед носом у дедушки.
Хотелось пить, хотелось спать. Потом снова была долгая езда, мне она порядком надоела. Из клубники сварили вареники. Вареники я не люблю, и есть их не стал.
— Пап, сделай мне лук из этой вот ветки.
— Нет, Костик, тут нужна ветка потолще.
Пошел мой родитель, сломал ветку, согнул ее, натянул тетиву.
— На, Костик, стреляй. Да ты не держи стрелу, а клади ее сверху на лук, чтобы она на нем лежала!
Я спустил тетиву – стрела полетела не вперед, а назад. Еще раз попробовал – она полетела наверх. Наконец, стало получаться, прутик мой улетел метров на пять.
— Ну, беги за стрелой, ищи ее в траве.
— Нет, я лучше другую сделаю.
Отец махнул на меня рукой и ушел домой, а я стал дальше упражняться в стрельбе вместе с Алешей Слепухиным.
30 июля
Кое-кого из нашей группы перевели в старшую, а к нам прибыли новички из яслей. Мы в первый же день показали им, кто тут старший, кто тут будет верховодить. На что уж Женька Жиляков хлюпик и заморыш (ест он плохо и днем никогда не спит), и тот отлупил одного малыша: знай, дескать, наших!
Получилось так, что я стал в группе старшим, первым, ведущим.
— Ну, Костя, теперь тебя никто не обижает? – спросил папа.
— Нет, как-то на днях его обидела Наташа Деминец, — ответила за меня Лидия Петровна. – Костя, как всегда, шел в колонне первым, а она второй, ну и давай наступать ему на пятки. Костя за себя постоял.
10 августа
ЧМОК
Света говорит маме:
— Я хочу стать солдатом, героем!
— Может быть, героиней? Ты же девочка, — пробовала поправить ее мама.
— Нет, героем! – отрезала моя соседка.
20 августа
Не так давно ездили в Тальменку. Встали чуть свет. Я, можно сказать, спал на ходу, потому что родители меня поднять подняли, а разбудить не разбудили. Дошли до райкома, и вдруг я спрашиваю:
— А водку взяли?
Отец с матерью от души посмеялись: уж больно им интересно было, что я напомнил о вине, купленном накануне.
30 августа
— Мама, откуда дети берутся? – решил я задать давно волнующий меня вопрос.
— В больнице их покупают, — ответила родительница.
— А в больнице, откуда их берут? – продолжал я проникать в суть проблемы.
— Из военного городка, — ответил за маму отец.
— А в военном городке их где доставают?
— А в военный городок нас, Костюш, не пускают, поэтому мы не знаем, — промолвил папа.
На этом разговор был исчерпан. Опять эта мрачная неизвестность!
10 сентября
Будучи в гостях у Светы, я с ней немножко повздорил. Пришлось ее слегка поучить уму-разуму, дать ей хорошего раза. Она заплакала, оскорбленная в своих лучших чувствах.
— Я не буду твоей невестой! – крикнула она.
— Ну, и иди, женись со Слепухиным! – ответил я невозмутимо.
Днем родители пригласили меня в кино.
— А оно военное или смешное? – поинтересовался я.
— Не знаю, — сказал папа. – Посмотрим – узнаем.
— Нет, я не пойду.
— А Света идет, — сообщила мама.
— Ну, тогда и я пойду.
— Так, так, значит, Света тебе дороже папы с мамой.
— Да, мы с ней жених и невеста!
Теперь, как видите, все расстроилось…
20 сентября
С вечера я согласился надеть красные штаны, но потом посоветовался с ребятишками и переменил мнение. Утром я наотрез отказался идти в детсад в этой обнове.
А то буду, как монах в красных штанах!
Пришлось маме вернуть эту вещицу тете Вале…
30 сентября
Папа привез мне из Алма-Аты не только яблоки, но и азбуку трех сортов. За один месяц я изучил почти все буквы. Некоторые, правда, даются с трудом. Например, «К». Папа называет эту букву «КА». Почему – непонятно, ведь Костя, а не Кастя, кот, а не кат. Ясно, что произносить на до «КО», а не «КА». Странно, что «М» папа произносит как «ЭМ». Он, мне думается, не прав. На картинке нарисован медведь, Мишка, значит, первая буква – «МИ», но отнюдь не «ЭМ».
Среди прочих предметов меня интересует и астрономия. На днях идем из кино, я папу и спрашиваю :
— Пап, а где Большая Медведица?
Отец с видимым удовольствием показал мне это созвездие. Тут же он объяснил мне, как надо находить Малую Медведицу. Я сделал вид, что понял, но, честно говоря, уяснил я себе это не совсем. Впрочем, с меня хватит и Большой.
10 октября
Я уже засыпал, когда меня вдруг крикнул отец:
— Костя!
— Что? – ответил я сквозь сон.
— Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — чуть слышно отозвался я и заснул.
Папа копал погреб, мама ведрами вытаскивала глину. Я понял, что и для меня тут работа найдется. Привязал к ведерочку веревку. Спустил на ней ведерко, миг – и папа насыпал его полное. Тащу его наверх. Хорошо у нас получалось, но родители, боясь, что я сыграю вниз, охладили мой пыл, заставили меня играть в сторонке.
Помогал папе пилить доски, делать крышку на погреб и творило. Осталось нам еще сварганить лестницу. Все это я делаю первый раз в жизни. Папа, между прочим, тоже.
— Пап, ну, скоро будет суббота?
— Вот еще два раза сходим в садик, и тогда будешь два дня отдыхать.
— Почему два? Я хочу, чтобы три!
— Вот подожди, праздник будет, тогда четыре дня отдохнешь!
— Четыре – это мало!
20 октября
— Костик, я игру тебе купила!
— А ее можно есть?
— Что?
— Икру.
Изучил всю азбуку, а сейчас начинаю читать. Одолел уже две странички букваря, прочитал «ау», «уа», «ма», «му», «ум». Имею обыкновение читать слова то с начала, то с конца – как мне захочется. Например, рядом с «ау» стоит «уа». Я читаю «уа» с конца, и снова получается «ау». Папа почему-то протестует против такого способа чтения. Что ему не нравится, не понимаю.
Я устроил дома выставку своих работ. На одной картине изображено 13 котов, на второй – около того. Хвать – одного рисунка нет.
— Кто, — спрашиваю, — моих котов свешал?
(Снял, значит)
Оказалось, что рисунок сам упал, соскочил с гвоздика.
30 октября
ЧМОК
Отец учил Юру Судикова считать:
— Юра, сколько здесь игрушек? Раз, два, три, четыре, пять. Сколько их всего?
— Раз, два, три, четыре, пять.
— Нет, ты скажи, сколько ты насчитал? Раз, два, три, четыре, пять! Сколько?
— Раз, два, три, четыре, пять!
Юра сделал тоже ударение на «пять», не понимая, чего от него добиваются. Но отец Юры вышел из себя и, воскликнув: «Вот бестолочь!», бросил затею обучить сына счету. (Юре, между прочим, четыре года).
10 ноября
Ура! К нам переехали бабушка с дедушкой! Они привезли с собой кошку. Я играю с ней день за днем. Учу ее читать, предложил ей потушить свечу (она обожгла себе усы).
— Моя подружка, — говорю я о кошке.
Бабушка с мамой чистили рыбу.
— Пап, кричу я, — иди сюда, будем пузыри лопать!
Любимая наша с папой и дедушкой игра – кто первым дойдет до бабушки (из «Веселых картинок»). Я быстро научился хитрить. Все ускорения сразу же замечаю, а где надо потоптаться на месте, например, идти через сад очень долго, стараюсь надуть партнеров. Обычно папа с дедушкой сквозь пальцы смотрит на мои ухищрения, но иной раз он ловят меня с поличным и заставляют походить так, как требуют правила.
20 ноября
Папа сделал открытие, что я не умею, точнее, разучился, считать до десяти.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, восемь.
— А семь? – спрашивает папа.
Считаю еще раз, и снова забываю про несчастную семерку. Папа пригрозил, что если я не научусь считать до десяти, он перестанет играть со мной в игру «как к бабушке». Ничего не оставалось, как в пожарном порядке научиться счету. Когда папа пришел с шахматного турнира, я без запинки сосчитал свои пальцы на обеих руках.
— А как ты запомнил «семь»? – полюбопытствовал папа.
— Семь. Семечки.
— Вот хитрец! Ты сам сообразил?
— Нет, — признался я, — бабушка научила.
30 ноября
Я одевался, когда пришла мать Наташи Боковой.
— А Наташа сегодня в углу стояла, — сообщил я ей.
— Нехорошо ябедничать, — заметила воспитательница Тамара Ивановна.
— Кто тебя за язык тянул? – возмутился папа.
Как отец объяснил мне позже, люди не любят, когда им сообщаешь что-то неприятное. Если только можно, держи язык за зубами.
10 декабря
В раздевалке нашей есть стенд «Лучшие работы детей». Мои рисунки, как правило, попадают на эту выставку. Удался мне набросок «Сад зимой». Конечно, воспитательница показывает нам образец, но потрудиться все-таки надо. Некоторые ребята нарисуют ствол дерева, проведут несколько линий в стороны – и дело с концом. Я же вывожу и ствол, и суки, и сучки, и сучочки. Однажды я сказал папе:
— Сегодня я нарисовал и за Андрея Ганимана.
— Как – за Андрея? – удивился отец. – А он сам чем занимался?
— Играл подушками.
20 декабря
В последнее время очень увлекаюсь загадками. Ложимся спать, и я никогда не забываю спросить папу:
— Загадки загадывать будем?
— Будем, Костюш, будем, — всегда говорит отец. – Кто начнет? Ты? Ну, давай, загадывай!
— Висит груша – нельзя скушать.
— Лампочка?
— Да, лампочка! Что нельзя поднять с земли?
Отец знает, но хитрит, делает вид, что не может догадаться.
— Бревно?
— Нет! – отвечаю я с торжеством.
— Железную балку?
— Нет.
— Так что же?
— Тень!
— Ну, теперь я загадаю. Брат идет в гости с сестре, а она от него прячется.
— Луна и месяц!
— Как так? Это ведь одно и то же?
— Луна и солнце!
— Правильно.
— Стоит кустик, тронешь – укусит.
— Крапива?
— Да, крапива!
Но тут мы с папой начали выдыхаться: никто из нас не смог загадать загадку, которая не была бы знакома другому. Папа принес из детской библиотеки книгу С. Маршака «Сказки. Песни. Загадки». То-то мы обрадовались! Но, увы, загадок в книге не оказалось: какой-то юный негодяй выдрал все листы, на которых были напечатали загадки. Впрочем, сказки оказались настолько хороши, что мы остались довольны книгой. А загадки папа все-таки раздобыл – целую сотню. Раздобыл у культпросветчиков.
30 декабря
Неожиданно (для папы) увлекся счетом. С удовольствием считаю с папой, сколько в журнале «Шахматы в СССР» позиций и диаграмм. Как-то ни с того ни с сего отец спросил:
— Сколько, Костик, будет один да один.
— Два, — ответил я без запинки.
— А два прибавить два?
— Четыре, — отпарировал я.
— Скажи, пожалуйста, — удивился отец, — экий ты считака! А сколько будет три прибавить три?
— Шесть, — ответил я после секундного раздумья.
— Нет, это просто здорово.
— А четыре прибавить три?
— Восемь.
— Почти правильно, но не совсем.
— Семь.
— Правильно, молодец!
Правда, тут же я немного подурачился. Когда отец снова спросил, сколько будет два прибавить два, я ответил – двадцать два!
10 января 1970 года
В ночь со 2 на 3-е наша семья угорела. И, между прочим, я спас ее от верной гибели. В час ночи проснулся и заплакал:
— Мама, почему сейчас не день, — повторял я сквозь сон.
Мама проснулась, повела меня на кухню, упала без сознания. Баба Валя стала приводить ее в чувство. Тут вскочил и папа, но и он рухнул на пол, как подкошенный. Тут бабе Вале стало ясно, что мы угорели. Спать перешли к соседям. У родителей и у бабы не следующий день только и было разговоров об этой беспокойной ночи. А я рад, что мы поспали у тети Вали. Люблю, грешным делом, ходить в гости!
20 января
Идем с папой из садика. Вижу – на помойке железнодорожного буфета лежат много банок с синими наклейками.
— Смотри, пап, сколько сгущенных молоков! – воскликнул я.
— Да, много, — усмехнулся папа.
— А помнишь, я болел, а ты покупал мне в военном городке сгущенное молоко?
— Помню, как же, помню, — ответил отец. – И молоко покупал, и сливки.
— А еще купишь?
— Куплю, но сейчас нас в военный городок не пускают.
То ли в самом деле не пускают, то ли хитрит родитель, не пойму…
30 января
Ура! У нас карантин! Целых три недели мы будем есть, пить и спать в садике! Мама уже через три дня смертельно по мне соскучилась. Пришла на свидание со мной, чуть не плачет, а я, взяв яблоки и конфеты, говорю:
— Ну, я пошел. Нам кино показывают.
Папа перед тем, как уехать на краевой шахматный турнир, пришел со мной проститься. Я дал себя поцеловать с снова поспешил наверх, к своим однокашникам. Нечего баловать родителей, нечего разводить телячьи нежности!
10 февраля
Папа приехал с турнира и привез мне из Барнаула сразу две машины – большую, гоночную, и маленькую, инерционную. Разлука пошла мне на пользу!
20 февраля
Утром в субботу я немного расчувствовался и говорю:
— Я больше маму люблю, она мне дает волосы теребить, дает мне хлебом с сахаром и маслом. И еще больше папу люблю: он мне рисовает, книжки читает
28 февраля
Надоело мне до чертиков, что родители водят меня в садик по очереди.
— Я хочу, чтоб меня водила мама, мама, мама, а потом папа, папа, папа!
10 марта
ЧМОК
В поезде
8-летняя девочка смотрит в окно, видит в полях снег и глубокомысленно произносит:
— Здесь не тает, потому что здесь прогноз погоды не передают.
20 марта
Увидел я в бесплатном приложении к журналу «Работница» буденовку.
— Мам, сшей мне такую!
— Иди ты, — отмахнулась мать и продолжала вязать шапочку.
Тут бабушка намекнула, что она могла бы сшить. Вскоре я добился от нее обещания, после чего прилип к ней, как банный лист (слова мамы).
— Бабушка, вот поедим, и будешь шить, да?
— Бабушка, скоро будет буденовка готова?
Наконец, я надел новую буденовку, перекинул через плечо винтовку и зашагал… по дивану. Так надо было, потому что я хотел видеть себя в большом зеркале шифоньера. Потом сел на коня и погарцевал на нем. Потом пошел в гости к Слепухиным. Пусть ребята посмотрят, какая у меня буденовка!
30 марта
Меня перевели в старшую детсадовскую группу. Папа думал, что я буду унывать, а я, как ни в чем не бывало, пошел к ребятишкам, стал мериться с Игорьком Иванченко, кто больше ростом. Днем мы мастерили из картона телевизоры. Мой был не хуже других.
Вечером папа спросил:
— Ну, как, Костик, никто тебя не обижал?
— Нет, — отвечаю, — я только обидел.
— Кого?
— Андрея Шевелева.
— Ну, этого драчуна не обидишь, — успокоился папа.
Одна девочка так прокомментировала мой переход в старшую группу:
— Костя Гоосен перешел в старшую группу, потому что он хорошо рисует, все знает и хорошо спит!
10 апреля
— Внимание, внимание!
Говорит Германия.
Сегодня под мостом
Поймали Гира с хвостом.
— Кого, кого? – спрашивает папа.
С трудом выясняем, что поймали не Гира, а Гитлера.
— А почему с хвостом? — спрашиваю уже я. – Он что, кот что ли?
20 апреля
ЧМОК
4-х летний Юра С. увидел на мне буденовку и стал просить свою мать, чтобы она и ему купила такую в магазине.
— Да они, Юра, в магазине не продаются, — ответила мать. – Косте бабушка сшила.
— Ну, а ты мне такую сшишь?
30 апреля
— Пап, ты почему не пришел на наш праздник? – бросил я упрек отцу, когда он вел меня из садика.
— Да мне неудобно стало ходить: ты учишь стихи, а никогда их не рассказываешь.
— Сегодня я рассказал.
— Тихо, поди, никто не слышал?
— Нет, не очень тихо.
Позже отец все же выяснил, что я впервые рассказал стихотворение как подобает.
— Да, жалко, что я не пришел!
10 мая
Когда уехали Семендяевы, наши соседи, я ходил, как в воду опущенный. Грустно мне стало – хоть плач.
— Что, Костя, невеста уехала? – пытался уесть меня Вовка.
— Не твое дело! – осадил я его. – Это мое дело!
А потом, чуть не плача, спросил родителей:
— Когда мы будем уезжать? Все уезжают, а мы не едем!
Папа и мама заверили меня, что мы уедем, как только я подрасту, стану ходить в школу. Я немного успокоился…
20 мая
— Костя, пойдем в кино.
— Нет, не пойду, я от кино отвык. Лучше посмотреть телевизор.
30 мая
Юрка Пластинин, или Улька, как мы все его называем, до смерти любит, когда я с ним играю. Но тут у меня не было настроения, и я пытался от него избавиться, мы играли в песке вдвоем с Алешей Слепухиным. Тогда Улька закричал:
— Это не ваш песок! Мой папа его привез!
На всякий случай сбегал к отцу.
— Пап, кто привез песок?
— Его привезли для вас всех, играйте.
С легкой душой побежал к Алешке. Улька остался с носом.
10 июня
— Пап, ты любишь музыку?
— Люблю.
— Вот послушай.
Я приладил проволоку к велосипеду, и на ходу она задевает о спицы переднего колеса. Получается приятная музыка.
— Хорошая штука, — одобрил отец. – Но ты езжай с этой музыкой подальше от беседки, слушай ее один.
20 июня
— Дядь Гриш, прокати! – пристаем мы, ребята нашего дома, к дяде Грише, который получил в «Сельхозтехнике» новый ГАЗ-51. Иногда он от нас отмахивается, как от надоедливых мух, но, бывает, берет меня в кабинку, и мы едем до гаража, а оттуда идем пешком.
30 июня
Без конца бомбардирую отца вопросами технического характера.
— Пап, а два ЗИЛа могут увезти трактор? А грузовая машина может дойти до Барнаула? А до Москвы?
10 июля
— Пап, смотри, вон большая ведьма, — говорю я отцу, когда мы идем домой из кино, и показываю на звездное небо. Отец смеется, мама тоже.
— Большая Медведица, хотел ты сказать?
— Да, Большая Медведица.
Новый взрыв хохота. Что им так смешно, не пойму.
20 июля
Читаем с отцом сказки братьев Гримм. Особенно понравилась мне сказка про Воробья, который разделался с мужиком- возницей.
— Бедный я бедный! – восклицает мужик.
— Нет, ты еще недостаточно бедный! – отвечает Воробей и причиняет ему новую неприятность.
Каждый раз, когда Воробей говорит «Нет, ты еще недостаточно бедный», мы с отцом смеемся от души.
30 июля
— Пап, а французы – немцы?
— Нет.
— А кто же они – русские?
10 августа
Мы были в Алейске, у бабушки гостил мамин дядя из Московской области. Дядя Валентин без конца ко мне привязывался и надоел мне до чертиков. Я не выдержал и крикнул:
— Дурак ты…особенный!
За «дурака» мама меня поругала, но «особенный», чувствую, ей пришелся по нраву. И папа, когда узнал о моей выходке, пришел в восторг от этого эпитета.
20 августа
Допоздна бегаю по двору, а когда папа с мамой силком заводят меня домой, выглядываю в окно: нет ли там еще ребятишек, не рано ли я с ними расстался?
Поздно вечером читаем с отцом сказки. Очередь дошла до казахских и киргизских.
30 августа
ЧМОК
Двухлетняя Иринка застряла между столом и диваном.
— Мама! – кричит она. – Я заткнулась!
10 сентября
— Пап, найди меня!
— Нет, Костик, давай поедим, а потом будем в прятки играть.
— Нет, найди меня, а то я не буду суп есть!
20 сентября
Играем с отцом в прятки. Я прячусь в спальне, отец из кухни кричит:
— Все?
— Все! – отвечаю я ему так же громко.
Папа заходит в спальню и, конечно, сразу меня находит.
— Быстро я тебя нашел? – спрашивает отец.
— Да, конечно, — говорю обиженно, ты звук увидел!
30 сентября
Смотрели двухсерийный фильм «Преступление и наказание». Когда герой фильма занес топор над старухой, я отвернулся.
— Костя, что дядя сделал? – спросил меня после окончания сеанса отец.
— Нет, не скажу, — ответил я, — а то во сне приснится.
10 октября
Когда мы все уходим из дому, я не забываю спросить маму:
— А плитка выключена? А огонь потушен?
— Гляди-ка, заботник какой! – удивляется мама.
— Видно, пожарным будет, — замечает отец.
20 октября
Воспитательница велела нам нарисовать автобус. Нарисовал я его, но мое произведение мне не понравилось. Переделал – опять плохо. Даже заплакал от досады.
— Ну, стоит ли расстраиваться из-за этого? – говорит мама.
— Как получилось, так и пойдет, — утешает меня папа.
Но я не слышу этих слез утешения, реву. Вот когда я узнал, что такое муки творчества!
30 октября
Каждый вечер рисую по несколько часов. И в детсаде, и дома утвердилось мнение, что я буду художником. Каждую минуту показываю отцу рисунок:
— Пап, у меня лучше, чем у художника?
— Ну, может быть, и не лучше, — уклоняется родитель от прямого ответа, — но вообще-то неплохо. Слон у тебя хорошо получился. А медведь так вовсе симпатичный! Глянь-ка, мама, правда, этот Мишка – большой симпатяга?
10 ноября
ЧМОК
Идет шестилетний Миша со своим отцом по тропинке и то и дело сворачивает с нее, забирается в снег.
— Что ты лезешь в снег? – спрашивает отец.
— У меня ноги горят! – отвечает Миша.
20 ноября
Придумали с отцом новый ответ на загадку «кто над нами вверх ногами?» Это может быть не только муха, но и фигурки магнитных карманных шахмат.
30 ноября
Сделал первые изыскания в области топонимики. Услышав, что моя двоюродная сестренка Света едет в село Курью, я спросил отца:
— Что, в Курье, наверно, много кур, почему село так называется?
Правда, отец не поддержал мою догадку…
10 декабря
— Мам, намажь мне хлеба с сахаром и водичкой.
— Пусть папа даст.
Папа нехотя поднимается с дивана.
— Костя, а ты будешь папу кормить, когда он стареньким будет? – спрашивает мама.
Молчу.
— Так будешь или нет? – настаивает на ответе отец.
— Ты же сам можешь, — отмахиваюсь от него.
— Ну, а вдруг я заболею? – не унимается родитель.
— Ты же тогда умрешь!
20 декабря
Пробую свои силы в области семантики. Услышав, как заразительно смеется наш сосед, я глубокомысленно заметил:
— Он хохол, вот он и хохочет!
31 декабря
Любуемся с отцом новогодней елкой в Алейске. Сравниваем ее с нашей, Топчихинской.
— Площадь здесь красивее, — говорю я папе. – Картинки вот эти хорошие…из сказок.
И тут же во мне взыграли «патриотические» чувства.
— Зато у нас в Топчихе звезда на елке горит, — горячо сказал я отцу, хотя он и не собирался со мной спорить. – И здесь одна горка, а у нас целых две!
1971 год
Апрель
Все вышли на Ленинский субботник. Даже мы, старшие детсадовцы, участвовали в нем – очищали от снега свою площадку. Пенсионерка Верстунина тоже не захотела отставать от всех и в этот субботний день сделала их картона и бумаги клетку с белочкой, грызущей орехи, и подарила ее детсаду. Поступок Верстуниной мне, как и всем, пришелся по душе.
— Когда я буду на пенсии, — заявил я отцу, — тоже что-нибудь сделаю для ребятишек – белочку или еще что-нибудь…
Май
На Первомай купили несколько воздушных шаров. Вещь это, как известно, очень хрупкая. Чуть сильнее, чем это можно, надавишь – и от шара остается пшик.
— Ну, Костя, скоро у тебя ни одного шара не останется, — заметил папа.
— Конечно, — ответил я, — если их не лопать, они долго не будут лопаться.
Июнь
Еще зимой отец приучил меня ходить с ним в баню. С великой неохотой, но иду, куда денешься! Самая неприятная процедура – это, конечно, мытье головы. Как ни жмурься, как ни закрывай глаза, а мыло в низ попадет, это уж точно.
— Пап, сегодня один раз головку будем мыть? – спрашиваю папу.
— Нет, Костя, два раза.
— А почему?
— Ну, во-первых, ты уже две недели не был в бане, а во-вторых, волосики у тебя вон какие длинные – в парикмахерскую не захотел вчера пойти!
Делать нечего: покоряюсь судьбе, закрываю глаза. Воду для мытья отец всегда приносит слишком горячую, но зато последний таз он набирает по моему усмотрению. Я сам подхожу к кранам и отворачиваю кран с холодной водой…
Отец как-то хвалился своему другу А.М. Глазкову:
— У меня Костя с первого дня сам одевается после мытья. Зимой в предбаннике холодно, а холод не тетка, стоять и ротозейничать не будешь. Я только помогаю обтереть спинку, а дальше Костя сам с усом…
Июль
— Пап, а ты умрешь?
— Умру, конечно, — придет время. А тебе не жалко будет? Ты же один останешься.
— Нет, не один. Я тогда женюсь. Только тайком, чтобы ребятишки не смеялись.
Чуть ли не каждый вечер по телевизору идет «Сага о Форсайтах».
— Это Ирэн, — говорю я без ошибки, — а вот это Флер.
В конце концов, мне это порядком надоело.
— Все сага да сага! Когда же она кончится!
Бегал с Алешкой Слепухиным вокруг кинотеатра «Восток» и наткнулся на толстую проволоку, торчавшую из блока, пропорол себе ногу выше колена. Упал рядом с блоком и лежу. Проволока глубоко впилась своим ржавым острием. Алешка не мог ее вытащить. К счастью, мимо шли тети, они вытащили из ноги проволоку, перевязали меня носовым платком. Папа, игравший в беседке в шахматы, услышав, что со мной стряслось, прибежал, взял меня на руки и понес домой…
Вечером ножка посинела и почернела, причем с обратной стороны. Мама и папа, которые до этого успокоились, снова ударились в панику.
— Так и есть, он пропорол ножку почти насквозь! – воскликнула мама.
Папа побежал вызывать машину «скорой помощи». Вскоре приехал дядя, сделал мне перевязку. Его спокойствие передалось родителям. Через несколько минут мы мирно уснули.
Август
В старшей группе я отношусь к числу заводил и забияк. Нет-нет, да отмочим что-нибудь. Воспитатели прибегают к уголовному наказанию, то есть ставят нас в угол. Но это еще ничего. Один раз нас оставили без обеда – это было пострашнее! Родители заявили вслух (а позже папа сказал и на родительском собрании), что наказание голодом – недозволенный прием, удар ниже пояса (хотя желудок находится выше). Целиком согласен с такой точкой зрения.
Октябрь
Еле плетусь в садик в тяжелых кирзовых сапогах.
Костя, что ты так ноги волокешь? – нервничает мама.
Тебе бы, — отвечаю я со злостью, — гири к ногам привязать!
1972 год
Здравствуй, школа!
Давно ли нас провожали из садика, вручали нам «Подарок первоклассника», цветы, фотографии в ателье – и вот, пожалуйста, остались позади первые летние каникулы, пора настала садиться за парту.
— Пап, сколько еще мне осталось отдыхать? – спрашивал я летом чуть ли не каждый вечер.
— Еще много, Костя, — отвечал отец. – 90 дней осталось, а это целых три месяца!
Но эти 90 дней растаяли, как мороженое в жаркий летний день…
Дорогу в школу я уже знаю: пять раз ходил в подготовительный класс. Учительница Вера Карповна пришлась мне по душе. Все так, и все же, как подумаю, что не смогу целыми днями играть с ребятишками, так грустно становится. Родители, конечно, рады. Полдня я буду, дескать, в коллективе, под присмотром учительницы.
— Костя у нас прямо каким-то беспризорным стал, — не раз говорили они летом. – Где он носится с утра до вечера, не знаем.
Пока я с Валеркой Мартаковым собирал спичечные этикетки и в этих целях прочесывал кленовую рощу, что тянется вдоль железной дороги, папа с мамой были более или менее спокойны, хотя они не без отвращения смотрели на грязные бумажки из моей коллекции. Когда же мы перешли к сбору виной посуды (соберем пару бутылок, сдадим в магазин и идем в шашлычную), родители всполошились не на шутку. Они всячески уговаривали меня не делать больше этого.
— А почему нельзя собирать бутылки? – поставил я вопрос ребром. – Почему это плохо?
— В этом, конечно, нет преступления, — сказал отец, — но лучше будет, Костя, если ты от этого занятия откажешься. Тебе незачем собирать бутылки. Если тебе очень захочется шашлыка, мы пойдем с тобой в шашлычную и закажем по порции.
Так мы и стали делать. Кстати, стимулом для мытья в бане летом у меня был не лимонад, а шашлык. А чтобы спокойно мыться, не боясь, что мы увидим на шашлычной замок, уминаем по порции поджаренного (а иной раз и недожаренного) мяса, а потом направляем свои стопы в баню.
Но все это осталось позади. Завтра в школу…
Сентябрь
Тяжело мне дается письмо, ох, тяжело!
— Куда же ты, Костя, спешил? – с укором говорит мать. – Как попало «у» накалякал!
— А что, если я не умею, — отвечаю я, и чуть не плачу.
— Плакать-то зачем? – не отстает мама. – Вот эта буква, видишь, у тебя хорошо получилась, значит, умеешь, но не хочешь!
Поймала, что называется, с поличным!
— Ладно, — вмешивается папа, — ты пока, Костюш, отдохни, а потом напишешь! Ничего, научишься, для этого ты в школу и ходишь!
— Сегодня я не мог писать на уроке: все икал и икал.
— С чего же ты икал?
— А я смеялся с ребятишками.
— На уроке?
— Нет, на перемене.
— Пап, сегодня у меня пятерка!
— По какому предмету? По письму?
— Нет, по рисованию!
(вешаю картинку на стене)
— Сегодня у меня две пятерки и одна четверка: пятерки по математике, четверка – по письму.
— Да, вздыхает папа, — никак ты по письму не дотягиваешь до пятерки. С наклоном букв по-прежнему плохо. Ты их вправо, вправо наклоняй. Они не хотят, а ты их наклоняй, наклоняй! У тебя должно получаться, ты же художник!
По вечерам бегаю до темна с ребятами. У нас новое «хобби» — лазаем по деревьям. Лазаем все, начиная со Славки Кирничишина и кончая Валеркой Мартаковым. Рвем одежду, обираем руки, но лазаем без удержу. Кто выше залезет, тот и герой.
Октябрь
— Пап, мам, я получил еще пятерку по пению!
— Да не может быть! – удивляется мама. – Ну-ка, спой, что вы в классе пели!
Вспоминаю слова, а мелодия вылетела из головы, хоть убей.
— Вот видишь, ты уже и не помнишь песни. Да и дома ты никогда не поешь. Удивляюсь, Костя, как ты ухитряешься получать пятерки по пению!
Мама убеждена, что мне, как и ей, «медведь на ухо наступил», что мы далеко не музыкальные натуры. Папа не разделяет этой точки зрения.
— Нет, Костя иногда поет, — возражает он маме. – Причем сочиняет и слова, и музыку. Какие слова, какую музыку – это другой вопрос, но факт тот, что сочиняет!
— Ура! Сегодня я получил пятерку по письму! – сообщил я папе и подпрыгнул выше стула. Сердце билось у меня часто-часто, как у воробья.
— Ура! – закричал и папа, и тоже подпрыгнул выше стола. – Наконец-то и по письму победа!
Сначала я хотел поморочить родителям головы, сказать, что у меня по письму вместо обычной четверки…тройка. Но радость моя была так велика, что я тут же все выпалил.
Папа, по обыкновению газетчика, спросил, как я этого добился, как ковалась эта «трудовая победа».
— Я не думал, не ожидал, что будет пятерка, — чистосердечно признался я родителям. – Писал, как всегда, думал, что снова будет четверка, и вот…
— Нет, Костя, ты написал лучше, чем всегда, — наставительно произнес папа и отметил наиболее удавшиеся мне слова и буквы. – Так что эта пятерка не с неба упала в твою тетрадь, ты ее честно заработал!
10 октября
Да, 40 дней шел я к этой победе, продираясь сквозь частокол неуклюжих, разлапистых букв. Зато эта победа вдвойне, втройне приятна!
В награду за эту пятерку отец…не взял меня в баню, чему я был несказанно рад.
Одну за другой, по две и по три пятерки, приношу я каждый день домой в своем рюкзаке, как я в шутку называю ранец, от случая к случаю, чтобы не слишком баловать родителей, приношу и четверку. Они уже больше удивляются четверкам, чем пятеркам. Как быстро можно избаловать людей!
Несколько раз я употребил слово «примерительно». Мама очень ему удивилась, а отец – ничуть. Он объяснил, что это очень емкое, очень точное слово: в нем можно легко обнаружить три слова: «примерно», «приблизительно» и «примерить».
— До этого дома примерительно сто метров…
Нет, каким другим словом его не заменишь!
Но не всегда отец восторгается моим языком. Он воюет против моих «здеся», «в этим», «вота», «эт», воюет неустанно, порой очень зло. Однако, я ему не уступаю. Чем-то мне дороги эти подхваченные у ребятишек слова.
В свободное время поднимаю штангу (ею служит принесенный ребятишками со стройки лом), подтягиваюсь на самодельном турнике (перекладиной его стал все тот же лом). Измеряю сантиметром печку, диван и другие вещи. Перерисовываю из папиного справочника по математике геометрические фигуры, таинственные буквы и знаки. Решаю заданные папой примеры (свободно складываю двузначные и трехзначные числа). А когда папы нет дома, сам составляю эти примеры, сам их решаю, сам выставляю себе оценки (чаще всего пятерки, но иной раз и четверки).
Пока родители на работе, смотрю телевизор (стараюсь пригласить на просмотр фильма кого-нибудь из ребят). Одному сидеть в квартире даже днем мне как-то не нравится. Неприятно – и все тут. Всю осень навещал родителей на работе. Но, чувствую, это им не по душе. Придется, видно, записываться в домоседы.
Не люблю, когда моя соседка Лена Жданова списывает у меня. В таких случаях я прикрываю тетрадь и показываю ей язык. Это не укрылось от Веры Карповны, она упомянула об этом на собрании, и отец посоветовал мне терпимее относиться к соседке. Кстати, придя домой с того родительского собрания, отец сказал, что Вера Карповна назвала меня «молодцом во всех отношениях». Просто молодцов в классе много, а я, видите ли, «молодец во всех отношениях»! Что ж, не буду возражать против такой формулировки, постараюсь оправдать такую высокую оценку моего труда…
1974 год
После сытного обеда:
— Что-то у меня живот ко сну клонит…